Словарь старинных слов из Онежских былин

Амбар — помещение для хранения зерна, вещей и пр.

Аршин — мера длины, равная 0,711 м

Баский — красивый

Басонщик — изготовляющий басон — тесьму, употребляемую для украшения одежды, мебели

Бесталанный — несчастный, неудачливый; без таланта

Браная (скатерть) — узорчатая, с узорами

Булатный (меч) — из старинной узорчатой азиатской стали

Бурнастый — совсем рыжий

Быдто — будто

Вальячный, вольячный — литой, чеканный, от льяк, ляк, льяло — форма для литья

Вежество — учтивость, знание приличий, умелое обхождение с людьми

Велеи — шашки, шахматы

Верeи — столбы, на которые навешиваются ворота

Верста — мера длины, равная 1,06 км

Волжаный (жребий) — сделанный из таволги, растения из семейства розоцветных

В особину — особо, отдельно

Втапора, втапоры — в ту пору

Выробишься — устанешь; уработаешся

Гоголь — вид утки

Голуб — голубь

Голь — голытьба, беднота

Гридня, гридница — помещение при княжеском дворе в Древней Руси, где жила младшая княжеская дружина — гридь

Гуня — ветхая одежда; армяк, крытый холстом

Гусли — старинный струнный щипковый музыкальный инструмент

Дивиться — удивляться

Долгомерное (копье) — длинное

Долонь — ладонь

Доныне — до сих пор

Дородный — рослый, плотный; статный, видный

Досюлешный — давний

Дрань — мука крупного размола

Жаловать — награждать

Желуха — жалость

За беду стало — показалось обидно

Заберега — оборона

Задалось — пришлось по вкусу

Зазорко — обидно

Заколодела (дорога) — завалена деревьями

Замурваеть — зарасти травой

3намет — материя, которой покрывали шубы

Зариться — распаляться на что—нибудь, сильно хотеть

Застава — сторожевой пост; преграда на пути

Затресье — водоем, покрытый тростником

Заугольщина — внебрачный ребенок

Заутреня — ранняя церковная служба в праздник

3дрел — смотрел

Здымать — поднимать

3eлье — отрава

Зычный — громкий

Ископыть — яма от удара копытом; ком земли из—под копыта

Исть — быть, являться

Кабак — заведение низшего разряда в дореволюционной России, в котором продавались спиртные напитки

Калёный — стальной

Калика — странник, богомолец

Камкa — шелковая цветная ткань с узорами и разводами

Кармазинные (чулки) — ярко—красные, цветные

Ключник — тот, кто ведал продовольственными запасами семьи, дома

Колубень — колыбель

Корзни — валежник

Косица — висок

Косявчато (окошко) — с косяками

Крестовый (брат) — названый брат, поменявшийся нательным крестом

Кречень — кречет

Крупивчатый (калач) — крупчатый, из лучшей пшеничной муки

Кряковйстый — кряжистый, угловатый

Купав, хупав (молодец) — чистый, белый, красивый

Курвяжищо — от курва, шельма, стерва

Курева — пыль от подымаемого в воздух песка или сухой земли

Лазоревый — яркого густого небесного цвета; лазурный

Липина — дверной или оконный косяк

Матёрый — старый, дородный; зрелый, возмужавший

Медвяный — медовый, сладкий, душистый

Миса — миска (столовая посуда)

Миткaль (миткалиная) — сорт хлопчатобумажной ткани, неотделанный ситец

Могута — мощь, сила

Муравленая (печка) — покрытая глазурью

Муржамецкое (копье) — татарское, восточное

Наволок — прибрежный луг

На достали — наконец

Назолушка — досада

Наказывать — наставлять

На косу бодру — с размаху; наотмашь

Неумильные (речи) — невежливые, неприятные

Ночесь — в прошедшую ночь

Нунь — нынче, сейчас

Обгалиться — посмеяться над кем—либо, над чем—либо

Обедня — церковная служба, совершаемая утром или в первую половину дня

Обжи — оглобли у сохи

Ободверина — косяк у двеРи ,

Овалился — упал; повалился

Окарачь — на четвереньки

Околенка — оконная рама

Околенко — уменьшю от слова окно

Омешек — лемех, лезвие у сохи

Опочив держать — спать

Очесливый — умеющий воздать честь, обходительный

Очудилась — очутилась

Пабедье — время около второго завтрака

Палица — тяжелая дубинка с утолщенным концом

Перепасться — испугаться

Переставиться — умереть; преставиться

Подколенные (князья) — младшие, подвластные, от колено — род, семья

Подлыгаться — издеваться, лгать

Подорожные (мужики) — грабители на дорогах, разбойники

Покляпый — пригнутый книзу

Полимаж (плюмаж) — украшение из перьев на головном уборе, на конской сбруе

Посульный — посыльный, посольский

Правёж — взыскание долга истязаниями, насилием

Пулуденный — южный

Поляковать — ездить в поле воевать

Поселица — поселенье, деревушка

Постельник — прислужник в спальне

Потник — подстилка под седло

Почестный (пир) — в честь кого—то или чего—то

Пропитомство — пропитание

Пядь, пядень — мера длины, расстояние между большим и указательным пальцами, четверть аршина

Пяла — пяльцы

Пята двери — нижний шин. На пяту отворить — распахнуть настежь

Ратай — пахарь

Рогатина — оружие в виде копья с длинным древком, употреблялась при охоте на медведей

Росстань — перекресток

Рушать — резать, есть

Рытный (бархат) — пушистый, пышный

Сантaл — султан

Сафьян — козловая кожа высокого качества

Сенная (девушка) — служанка

Скатный (жемчуг) — крупный, круглый и ровный

Скашеваться — собраться

Скирда — сложенные по особому способу снопы хлеба для хранения под открытым небом

Сколыбаться — всколыхнуться, заколебаться (о реке, море)

Скоморовчатый — скомороший

Скурлат — пурпурный, с красным оперением

Слухает — слушает

Соловый — желтоватой масти

Споровать — спорить

Старица — монахиня

Столованьице — званый обед, пир

Стольник — придворный, прислуживающий за княжеским или царским столом

Стольный — столичный город

Стрескать (хлеб) — съесть

Стрета — встреча

Сустегать — настигать

Сухоялова — высохшая

Сычёный (мед) — разварной мед на воде

Татавурище — широкий, шитый золотом боярский пояс; пояс священников, монахов

Торока — ремни для привязывания к седлу сзади

Точмяна (узда) — выстроченная

Тулиться — прятаться

Тулово — туловище

Турыжной — от слова турб дикий, бык

Удать — удаль

Удовка — вдова

Укрятать — упрятать

Фастать — хвастать

Чёботы — башмаки

Человальник, целовальник — должностное лицо по сбору податей; продавец в питейном заведении, кабаке

Червлёный, черлёный — темно—красный, багряный

Чeрень — черенок

Черкальское (седло) — черкасское, черкесское

Честна (вдова) — уважаемая, почитаемая

Чумак — крестьянин, возивший на юг хлеб, а оттуда соль и рыбу для продажи

Шалыга — плеть, кнут

Шемахинский (шелк) — из Шемахи

Щапливый — щеголеватый

Яровчаты (гусли) — сделанные из явора (клена белого)

Ярыжка — слуга, батрак

Ярый воск — чистый, белый

Яства — кушанья

Русские параллели в словесной изобразительности карельско-ижорских причитаний по покойному | Рябининские чтения – 2011| Электронная библиотека

стр.  378На территории нынешней Карелии и Ленинградской области (Ингрии), где в XIX в. была обретена сокровищница устного народно-поэтического наследия как прибалтийско-финских народов, так и русских, происходило их многовековое этнокультурное взаимодействие, подкрепляемое общностью православного вероисповедания (за исключением ингерманландских финнов-лютеран, потомков савакосских и эвремейсских переселенцев). Фольклорное двуязычие проявляется в причитывании как по-карельски, так и по-русски в Сегозерье [1] и в исполнении плачей на русском языке в вепсской свадьбе [2] . Русские плачевые параллели систематически прослеживаются и у народностей, полноценно сохранявших к моменту фиксации свои языки: как ижорский и отчасти водский, так и собственно-карельский (особенно северо-западные диалекты) и ливвиковский диалекты карельского языка. Причитаниям как жанру присущи традиционные пределы в импровизации вербальной стороны плачей – при всей эмоциональной насыщенности исполнения.

В прибалтийскофинских плачах аллитерация и вариационный параллелизм (с различной по территориальным зонам длиной периодов) закрепляют границы вариативной стабильности как для предметной словесной изобразительности, так и для системы иносказательных метафорических замен, исчерпывающе изученной А.С.Степановой.

В динамически создаваемом словесными средствами обрядово обусловленном предметном мире плачей по покойным многие зримо наглядные подробности повторяются с устоявшимися вербальными манифестациями. Одна из них – окошечки в посмертном жилище. Оставить их могут просить при изготовлении гроба: «Tai ikkunan kerralliset ihaloih syntysih innon luajitelkua assuinsijaiset..!» – «И с окошками наладьте местечки для житья к прекрасным прародителям..!» (КП №33). О них могут вопрошать покойного, как в надиктованном в 1966 г. собирательской группе П. Виртаранта ливвиковском плаче К.И.Михайловой: «Käskin jo luad’ia igäžet kodižet, konzu ruvettih sinule luad’imah ga, i kolmian ikkunažian kele ga.

Liännöygö kuunneltu nemmä kerdažet, liännöygö luajittu ihalat ikkunažet? Yksiz ikkunažis hot kattšožit, konzu pastajat päiväžet nostah, toižez ikkunažis hod’ ihalii tundoloi tuulužii primiätäinnyžid, da ilmažii kattšonužit. A kolmažis ikkunažis hot’ kattšonnužit konzu tulemmo sinun lua, surendožet, käymäh hod’». – «Велела (я) уж ладить вечные домики, когда принялись тебе ладить, да с тремя окошечками. Послушались ли в эти разочки, сумели ли наладить прекрасные окошечки? Из одного окошечка хоть ты посмотришь, когда припекающее солнышко встает, из второго окошечка хоть приметишь известные ветры, да на небушко посмотрела бы. А из третьего окошечка хоть посмотришь, когда, удрученные, придем тебя посетить» [3] . В русском плаче по матери эти изобразительные референты образуют антитезу: «Не спешите прибивать да приколачивать, / Чужие добрые ясные соколы, / Вы оставьте мне одно, едино светло окошко косящатое, / Не для ветра не для буйного, / Не для солнца не для красного, / А для приходу и для прибежища…» [4] . В ливвиковском плаче О.И.Лукиной Эго упрекает плотника за не сделанные окошечки. Покойной не суждено повидать пришедших скорбящих близких: «Luajid igäžen kod’ižen ylen nad’ožnoin i baaboile, vaikk ed luad’inud i tainoidu ikkunaštu. Pideli luadia, pestyženi, …da kaksi tainoidu ikkunastu. …Yksi ikkunaine pastajiih päiväžih päi, toin ikkunaine hot’ tainoi, konzu tulemmohäi kaunehille kalmožille, g eigä häi hot’ meidy nähnyš!» – «Сделал (ты) вечный домик весьма надежный (рус.), да не сделал тайных окошечек.

Надо было cладить, мой вымытый, хоть два тайных окошечка. Одно окошечко в сторону припекающего солнышка, другое окошечко хоть тайное. Как придем на ее красивые кладбища, так разве не увидела бы хоть нас» (Itk_Aun №24). В плаче И.А.Федосовой по сыну упрек матери обращен к «плотничкам-работничкам» и включает описание действия, производимого в момент высказывания Эго: Нонь повыду на крылечико перёное / Где делают колоду белодубову, … / Шир вы деете холодную хоромину – немшеную, / Не обнесены брусовы белы лавочки, / Не прорублены косивчаты окошечка, / Не врезаны стекольчаты околенки, / Не складёна печенька муравлена» [5] .

Крошечная печка посмертного жилища карельских плачей живописуется через прием литоты в сочетании со сравнением. Ядерная для образа сравнения-сопоставления лексема «ласточка» ‘piäčköi’ аллитерируется с определяемым словом «печушка» ‘piäččzed’: «Dai pangoa hod (i) kallehele armoizele yksin igäzien kodizienстр. 379 čuppuzih hod (i) piätšköipezäizen suurevoud (i) päččized(i)» – «Да и поставьте хоть драгоценной милостивице в уголке одновекового домика хоть с ласточкино гнездо размером печушку» (КП №153).

В южнокарельских плачах регулярны расспросы, пришлось ли покойному по нраву «налаженное» для него жилище? («Liännemmogo luadinnuh igäzet kodized sinule mieldy myäte?» – Itk_Aun №2; сходно КП №180). Эти расспросы встречаются и в русских плачах А.М.Пашковой из Пудожского уезда: «По уму ль тебе, по разуму, / Уж как это вито гнездышко / Да хоромное строеньице?» (РПК №1, ср.: №2 ст.333–337, №3 ст.84–86). Однако за расспросами следует резко контрастирующее с доверительным обращением к покойному безнадежное признание Эго.

За счет отрицания перечисляемых признаков обрисовано негодное для живых жилище, переселение в которое отчуждает покойного от родных навек. В тексте РПК №2 вслед за сентенцией «сама знаю, сама ведаю» готовый гроб описан с точки зрения остающихся жить: «Это витое то гнездышко / По низу не обложенное / По середочке не мшонное, / По верху не шеломченное / Да внутри не отепленное, / Нет брусовых белых лавочек / Нет косящатых окошечек, / Нет кирпичной теплой печушки, / Только доски-то сосновые, / Как бы дубовая колодина». Однако и в русских плачах изображения жилища для покойного пронизаны живой пульсацией словесной ткани, борением надежды и отчаяния, ведь при отрицании называются (т.е. появляются в мысленном визуальном «кадре») сами признаки: окошко и печка, да и синтаксическая семантика, выявляющаяся при варьировании, не сводима к отрицанию. В плаче И.А.Федосовой о дяде двоюродном выстраивается психологически сложная сцена. Эго обращается к вдове с риторическими расспросами, включающими трехчастную антитезу. Наблюдения Эго изложены без диалога: «Што ведь плотнички-работнички постукивают, / Али дом они у нас да перестраивают? / …Не того да оны плотнички постукивают! … / Они делают немшёную хоромину». Затем высказывается выраженная императивом глагола просьба плотникам: «Прорубите-тко косевчаты окошечки, / Вы поставьте-тко стекольчаты околенки, / Обнесите-ка брусовы белы лавочки, / Вы складите-тко кирпичну теплу печеньку!» (Барсов, №14, с.177–178).[текст с сайта музея-заповедника «Кижи»: http://kizhi.karelia.ru]

Стереотипен перекликающийся с антитезой в этом плаче финал пронзительной ижорской баллады калевальской метрики «Ягоды для мамы». Угостившись самыми сладкими и красными лесными ягодами, мать заболела, а пока дочь бегала за помощью к колдунам из Выру, умерла. По возвращении Эго узнает у брата, зачем тот заколачивает доски. В тексте, записанном В. Поркка [6] , расспросы предваряют появление перед глазами Эго покойницы: «Velloi vaite vastaeli: / „En vessä sotiv[ennooja], / Sotilaivoja r[akenna], / Sotiairoja as[eta], / Vessän kuolleen kotia, / Maaha männeen maijaa, / Katoneen kartanoa.

“ / Miä tuimana tuppaa, Savvuna salen sissää. / Emoi on laaittu laavitsalle, / Ojennettu olkuisille, / Pantu on alle palttinaisen» – «Братец мудро отвечает: / „Не вытесываю ладьи боевой, / Боевых кораблей не с(трою), / Боевых весел не прикрепляю. / Вытесываю дом умершей, / Для идущей в землю хижину, / Для исчезнувшей усадьбу“. / Я безумною и в избу, / Дымом в залу я ворвалась. / Мать устроена на лавку, / Распрямлена на солому, / Положена под полотно». Позу покойницы в балладе характеризует стереотипное в ижорских причитаниях наблюдение, скрепленное аллитерацией опорного словосочетания, например, в плаче по мужу Парой, уроженки Кантокюля и жительницы Юхенмяки прихода Тюро, в записи В.Поркка 1882 г.: «Jokos nyt ojennettiin oikioille olkusille…» – «Неужели ли же распрямили (его) на прямые соломушки» [7] .

Схождения словесной изобразительности выявляются на уровне визуального, мысленного кинокадра.

Пейзажи с растениями и погодными явлениями (вроде суховейного ветра, дождя, обледенения, снегопада), интерьеры «жилищ» (оставленного живым и обретаемого на том свете), персонажи плачей (от самих оплакиваемых покойниц и покойников и их близких, родных и односельчан, пришедших в текстовое пространство из бытовой реальности, и герои из фантастического мира, включая Спасушек-прародителей, ожидающих по ту сторону невозвратимого пути) – со всей кинематографической яркостью динамически сменяемых кадров предстают перед нами в словах плачей.

Этноспецифическим для прибалтийско-финских народов можно считать представление о появлении покойного в птичьем обличье. Желаемое появление покойного в обличьи птицы фигурирует даже в voikud на средневепсском диалекте, например: «Käroute-se, kalliž kandjaihudem, libedaks linduižeks, käbedaks kägoihudeks, i lebastade minunnost jugedaлe radoлe, ištte mi ruunembaižhe tihedaha koivuižehe, mi aлembaižele oksaižeлe, sid min’ roskažin, kun minä elän…» – «Обернись ты, драгоценная выносившая меня, проворной пташечкой, красной кукушечкой, отдохни подле меня от тяжкой работушки, присядь на ствол густой березоньки на нижнюю веточку, тогда я расскажу, как я живу…» [8] . Устойчиво используемая в карельских и ижорских плачах грамматическая форма – падеж состояния эссив – заключает в себе предметную семантику состояния как результата магического превращения. Зачастую покойного призывают показаться в обличье лебедя, характеризуемого эпитетами вроде «золотой» и/или «белый державный»: «Etkö kukkahina kultajoučenuisina vois kuulušyntysistä kujin ylenekšellä kujin kohtalaiseni. .? – «Разве ты не мог бы цветущими золотыми лебедушкамистр. 380 подняться, мой суженый..?» (КП №40). В плачах Южной Карелии регулярно упоминается появление покойного в виде проворной пташки-бабочки. Выделяются две модальности, одна из них – скорбный вопрос: «Eigo hot tul erähil aigažil / liibujoina liibulinduzinna kaččomah / mittumih luadužih jäimmö elämäh?!» – «Разве не придет хоть когда-нибудь порхающей птичкой-бабочкой посмотреть, на какой лад мы остаемся жить?!» (Itk_Aun №4). Преобладает же выражающее надежду побуждение покойного с императивом, регулярное в людиковских плачах А.В.Чесноковой: «Ka hot sinä tulettele hot’ pienih puuhužidien pieähyžih hot’ čiučoilinduzinna da liipui-linduzinna!» – «Так ты прилетай хоть на вершины маленьких деревьев, хоть птичкойворо-бушком да птичкой-бабочкой» (КП №219). Точное определение вида пташечки как воробушка встречается и в беломорско-карельских записях, например, в плаче 1979 г. по подруге-сверстнице Ф.Д.Никоновой из Софпорога Лоухского района: «Eikö hot vallan arnahina varpuhislintusina vallan kualelis vallan šuurissa vaimala ajoissa vualimaisie vallan šilmittelömäh?» – «Разве не прибрела бы милой воробушком-пташечкой хоть в великие печальные времечки своих выпестованных поглядеть?» [9] Восклицание Эго в плаче по матери И. А.Федосовой – «Хоть с погоста прилети да черной галочкой, / Перелетной покажись да малой пташечкой…» (Барсов №4, с.69, ст.19–20) – строится с использованием творительного падежа. В плаче по сестре, записанном от уроженки Калязинского уезда Тверской губ. Клавдии Мамоновой (Барсов №11, с.140), данная константа в строке 36 усиливает смысл традиционного метафорического уподобления родного дома гнезду: «Возвейко-ся малой пташечкой / Во свое-то ли тепло гнездышко!» В ее же плаче племянницы по дяде и вдовы по муже (Барсов №12, с.148) в строках 71–74 покойного призывают прилететь в обличье птицы, чтобы приглядеть за детьми во время страды, упоминая названия птиц, но не само это слово: «Хоть с чиста поля явись ясным соколом / Со темных лесов явись сизым голубем, / Хоть с глубоких озер серой утушкой».

Обращенному к покойному призыву показаться после смерти в обличье птицы можно противопоставить упоминание о птицах в сентенции о непреодолимой невозвратности смертного пути, например, в поминальном плаче по сыну А. М.Пашковой: «Сама знаю, сама ведаю: / Как со этой со сторонушки / Нету пешому-то выходу, / Нету конному-то выезду, / Нету птиченки ведь вылету / Да писемышку нет выносу» (РПК №4, ст.80–91).[текст с сайта музея-заповедника «Кижи»: http://kizhi.karelia.ru]

Распространенность и большая однородность эмоциональных оценок вербальных констант, отражающих представление о птице, в обличье которой может показаться близким покойный, в карельских похоронных и поминальных причитаниях по сравнению с большей противоречивостью севернорусских плачевых параллелей можно объяснить наблюдением: «Карелы гораздо меньше чурались умерших сородичей. …Боялись не столько покойников, сколько калмы» [10] . Впрочем, и в текстовых воплощениях карельских этнопоэтических констант за счет изменения формальных грамматико-синтаксических характеристик в выкристаллизовавшейся словесной формуле проявляются различия индивидуальной эмоциональной оценки исполнительницами традиционного мотива.

• [1] Степанова А. С. О собирании, современном состоянии и некоторых особенностях поэтического языка карельских причитаний // Карельские причитания / Изд. подгот. А.С.Степанова, Т.А.Коски. Петрозаводск, 1976. С. 11, 18 (далее – КП).
• [2] Кузнецова В.П. Вепсско-русские параллели (на материале свадебной обрядности) // Вепсы: История, культура и межэтнические контакты. Петрозаводск, 1999. С.133.
• [3] Helmi ja Pertti Virtaranta. Ahavatuulen armoilla: Itkuvirsiä Aunuksesta / Toimittaneet Raija Koponen ja Marja Torikka. Helsinki, 1999. N 3 (SUST 234) (далее- Itk_Aun).
• [4] Русские плачи Карелии / Под ред. М.К.Азадовского. Петрозаводск, 1940. №21 (далее – РПК).
• [5] Причитанья Северного края, собранные Е.В.Барсовым / Изд. подготовили Б.Е. и К.В. Чистовы. СПб., 1997. Т.1: Похоронные причитания. №7. С.94 (далее – Барсов).
• [6] Suomen kansan vanhat runot. III. Länsi-Inkerin runot. 2. Toisinnot 1251–2580. Julk. Väinö Salminen ja V. Alava. Helsinki, 1916. N 1520 (SKST 139, 2).
• [7] Inkerin itkuvirret – Ingrian Laments. Toim. Aili Nenola. Helsinki, 2002. N1322 (SKST 735).
• [8] Образцы вепсской речи / Сост. М.И.Зайцева, М.И.Муллонен. Л., 1976. №45 в.
• [9] Песенный фольклор кестеньгских карел / Изд. подгот. Н.А.Лавонен. Петрозаводск, 1989. №129.
• [10] Сурхаско Ю.Ю. Семейные обряды и верования карел (конец XIX – начало XX в.). Л., 1985. С.151.

// Рябининские чтения – 2011
Карельский научный центр РАН. Петрозаводск. 2011. 565 с.

Текст может отличаться от опубликованного в печатном издании, что обусловлено особенностями подготовки текстов для интернет-сайта.

Илья Муромец и Соловей-разбойник | Русские былины

Назад к разделу

Илья Муромец и Соловей-разбойник

Не сырой дуб к земле клонится,

Не бумажные листочки расстилаются,

Расстилается сын перед батюшком, 

Он и просит себе благословеньица: 

«Ох ты, гой еси, родимый, милый батюшка!

Дай ты мне свое благословеньице,

Я поеду во славный, стольный Киев-град,

Помолиться чудотворцам киевским,

Заложиться за князя Владимира, 

Послужить ему верой-правдою, 

Постоять за веру христианскую».  

Отвечает старый крестьянин, 

Иван Тимофеевич: 

«Я на добрые дела тебе благословенье дам,

А на худые дела благословенья нет. 

Поедешь ты путем-дорогою, 

Ни помысли злом на татарина, 

Ни убей в чистом поле христианина».

Поклонился Илья Муромец отцу до земли.

Облатился Илья и обкольчужился: 

Брал с собой палицу булатную, 

Брал он копье долгомерное, 

Еще тупи лук да калены стрелы, 

И шел Илья во Божью церковь,

И отстоял раннюю заутреню воскресную,

И завечал заветы великие:

Ехать ко славному городу ко Киеву

И проехать дорогой прямоезжею, 

Котора залегла ровно тридцать лет

Через те ли леса Брынские, 

Через черны грязи Смоленские; 

Не натягивать туга лука 

Не кровавить копья долгомерного 

И не кровавить палицы булатные.

И садился Илья на добра коня, 

Поехал он во чисто поле, 

Он и бьет его по крутым бедрам, 

Ретивой его конь осержается, 

Прочь от земли отделяется: 

Он и скачет выше дерева стоячего, 

Чуть пониже облака ходячего. 

Он первый скок ступил за пять верст,

А другого ускоку не могли найти, 

А в третий скочил под Чернигов-град. 

Под Черниговым силушки черным-черно, 

Черным-черно, как черна ворона; 

Под Черниговым стоят три царевича,

С каждым силы сорок тысячей.

Ай во том во городе во Чернигове, 

А во стене ворота призатворены, 

А у ворот крепки сторожа да поставлены, 

А во Божьей церкви стоят люди, 

Богу молятся, 

А они каются, причащаются,

А как со белым светушком прощаются.

Богатырское сердце разгорчиво и неуемчиво: 

Пуще огня огничка разыграется, 

Пуще палящего морозу разгорается. 

И разрушил Илья заветы великие: 

И приправил бурушка-косматушка в чисто поле, 

А он рвал да сырой дуб, да кряковистый, 

Ай воротил он дуб да из сырой земли 

Со кореньями со каменьями, 

А и стал он тут сырым дубом помахивать, 

Учал по силушке погуливать: 

А где повернется, делал улицы, 

Поворотится — часты площади! 

Добивается до трех царевичей. 

«Ох вы, гой еси мои три царевича!-

Во полон ли мне вас взять, 

Ай с вас буйны головы снять? 

Как во полон мне вас взять: 

У меня дороги заезжие и хлебы завозные, 

А как головы снять — царски семена погубить.

Вы поедьте по своим местам, 

Вы чините везде такову славу, 

Что святая Русь не пуста стоит, 

На святой Руси есть сильны могучи богатыри» 

Увидали мужики его, черниговцы: 

Отворяют ему ворота во Чернигов-град

И несут ему даровья великие: 

«Ай же ты, удалый, добрый молодец!

Ты бери-ка у нас злато, серебро, 

И бери-ка у нас скатый жемчуг, 

И живи у нас, во городе Чернигове, 

И слыви у нас воеводою.  

Будем мы тебя поить-кормить:

Вином-то поить тебя допьяна, 

Хлебом солью кормить тебя досыта, 

А денег давать тебе долюби». 

Возговорит старый казак Илья Муромец: 

«Ай же вы, мужики, черниговцы! 

Не надо мне-ка ни злата, ни серебра,

И не надо мне-ка скатного жемчуга, 

И не живу во городе Чернигове, 

И не слыву у вас воеводою.

А скажите мне дорогу, прямоезжую, 

Прямоезжую дорогу в стольный Киев-град!» 

Говорили ему мужички-черниговцы: 

«Ай же ты, удалый, добрый молодец,

Славный богатырь Святорусский!

Прямоезжею дорожкой в Киев пятьсот верст. 

Окольной дорожкой цела тысяча: 

Прямоезжая дорожка заколодила, 

Заколодила дорожка, замуравила; 

Серый зверь тут не прорыскивает, 

Черный ворон не пролетывает: 

Как у той грязи, у Черной, 

У той березы, у покляпой,

У славного креста, у Леванидова,

У славненькой у речки, у Смородинки,

Сидит Соловей-разбойник, Одихмантьев сын.

А сидит Соловей да на семи дубах,

Свищет-то он по-соловьему, 

Шипит-то он по-змеиному, 

Воскричит-то он, злодей, по-звериному,

А желты пески со кряжиков посыпаются,

А темны леса к сырой земле преклонятся,

А что есть людей, все мертвы лежат!»

Только видели добра-молодца, да седучи,

А не видели тут удалого поедучи.

Во чистом поле да курева стоит,

Курева стоит, да пыль столбом летит.

Пошел его добрый конь богатырский

С горы на гору перескакивать, 

С холмы на холму перемахивать, 

Мелки рученьки-озерки между ног спускать.

Подбегает он ко грязи той, ко Черной,

Ко славные березы, ко покляпые,

Ко тому кресту, ко Леванидову,

Ко славненькой речке, ко Смородинке.

И наехал он, Илья, Соловья-разбойника.

И заслышал Соловей-разбойник 

Того ли топу кониного,

И тоя ли он поездки богатырские:

Засвистал-то Соловей по-соловьему,

А в другой зашипел, рабойник, по-змеиному,

А в третьи рявкает по-звериному,

Ажио мать сыра-земля продрогнула,

А со кряжиков песочики посыпалися,

А во реченьке вода вся помутилася,

Темны лесушки к земле преклонилися,

А что есть людей, все мертвы лежат,

Его добрый конь на коленки пал.

Говорит Илья Муромец, Иванович:

«Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!

Не бывал ты в пещерах белокаменных,

Не бывал ты, конь, в темных лесах,

Не слыхал ты свисту соловьиного,

Не слыхал ты шипу змеиного,

А того ли ты крику звериного, 

А звериного крику, туриного?» 

Разрушает Илья заповедь великую: 

Становил коня он богатырского, 

Свой тугий лук разрывчатый отстегивал

От правого от стремечка булатного, 

Накладывал-то стрелочку каленую 

И натягивал тетивочку шелковую, 

А сам ко стрелке приговаривал: 

«А ты лети, моя стрела, да не в темный лес, 

А ты лети, моя стрела, да не в чисто поле, 

Не пади, стрелка, ни на землю, ни на воду, 

А пади Соловью во правый глаз!» 

И не пала стрелка ни на землю, ни на воду, 

А пала Соловью во правый глаз.  

Полетел Соловей с сыра дуба Комом ко сырой земле.

Подхватил Илья Муромец Соловья на белы руки,

Пристегнул его ко правому ко стремени, 

Ко правому ко стремечку булатному.

Он поехал по раздольицу чисту полю, 

Идет мимо: Соловьиное поместьице. 

Кабы двор у Соловья был на семи верстах, 

Как было около двора железный тын, 

А на всякой тынинке по маковке 

И по той по голове богатырские. 

Увидят Соловьиные детушки, 

Смотрят в окошечко косявчато, 

Сами они воспроговорят таково слово:

«Ай же ты, свет, государыня матушка! 

Едет наш батюшка раздольицем, чистым полем,

И сидит он на добром коне богатырскоем,

И везет он мужичищу-деревенщину,

Ко стремени булатному прикована!»

Увидит Соловьиная молода жена,

В окошечко по пояс бросалася,

Смотрит в окошечко косявчато, 

Сама она воспроговорит таково слово:

«Идет мужичища-деревенщина

Раздольицем, чистым полем 

И везет-то государя-батюшку, 

Ко стремени булатному прикована!»

Похватали они тут шалыги подорожные.  

Она им воспроговорит таково слово: 

«Не взимайте вы шалыг подорожниих, 

Вы пойдите в подвалы глубокие, 

Берите мои золоты ключи, 

Отмыкайте мои вы окованы ларцы,

А берите вы мою золоту казну, 

Вы ведите-тка богатыря Святорусского

В мое во гнездышко Соловье,

Кормите его ествушкой сахарною, 

Поите его питьицем медвяныим, 

Дарите ему дары драгоценные!» 

Тут ее девять сынов закорилися: 

И не берут у нее золоты ключи, ? 

Не походят в подвалы глубокие, 

Не берут ее золотой казны; 

А худым, ведь, свои думушки думают:

Хотят обернуться черными воронами 

С носами железными, 

Они хотят расклевать добра молодца, 

Того ли Илью Муромца, Ивановича. 

И бросалась молода жена Соловьевая, 

А и молится, убивается: 

«Гой еси ты, удалый добрый молодец! 

Бери ты у нас золотой казны, сколько надобно; 

Отпусти Соловья-разбойника, 

Не вези Соловья во Киев-град!» 

А его-то дети, Соловьевы, 

Неучливо они поговаривают, 

Они только Илью и видели, 

Что стоял у двора Соловьиного.

И стегает Илья, он, добра коня, 

Как бы конь под ним осержается. 

Побежал Илья, как сокол летит, 

Приезжает Илья, он, во Киев-град, 

Приехал он к князю на широкий двор, 

Становил он коня посередь двора, 

Шел он в палату белокаменну 

И молился он Спасу со Пречистою,

Поклонился князю со княгинею 

На все на четыре стороны. 

У великого князя Владимира, 

У него, князя, поместный пир; 

А и много на пиру было князей, бояр, 

Много сильных, могучих богатырей;

И поднесли ему, Илье, чару зелена вина,

Зелена вина, в полтора ведра. 

Принимает Илья единой рукой, 

Выпивает чару единым духом.

Стал Владимир-князь выспрашивать:

«Ты откулешний, дородный добрый молодец!

Тебя как, молодца, именем назвать,

Взвеличать удалого по отчеству?

А по имени тебе можно место дать,

По изотчеству пожаловати!»

Говорит ему Илья таковы слова:

«Есть я из славного города, из Мурома,

Со славного села Карачарова,

Именем меня Ильей зовут,

Илья Муромец, сын Иванович белы руки 

Стоял-то я заутреню во Муроме,

Поспевал-то я к обеденке в столько Киев-град.  

Дело мое дороженькой замешкалось:

Ехал я дорожкой прямоезжею,

Прямоезжей, мимо славен Чернигов-град, 

Мимо славную рученьку Смородинку!» 

Говорят тут могучие богатыри:

«А ласково солнце, Владимир-князь!

Во очах детина завирается:

Под городом Черниговом стоит силушка неверная,

У речки у Смородинки Соловей-разбойник,

Одихмантьев сын. Залегла та дорога тридцать лет,

Оттого Соловья-разбойника!» 

Говорит Илья таковы слова: 

«Владимир-князь столько-киевский

Соловей-разбойник на твоем дворе,

И прикован он ко правому стремечку, 

Ко стремечку, ко булатному!» 

Тут Владимир-князь столько-киевский

Скорешенько вставал он на резвы ноги, 

Кунью шубоньку накинул на одно плечо, 

Шапочку соболью на одно ушко, 

Скорешенько бежал он на широкий двор, 

Подходит он к Соловью, к разбойнику.  

Выходили туго князи, бояра, 

Все русские могучие богатыри: 

Самсон, богатырь Колыванович, 

Сухан богатырь, сын Домантьевич, 

Святогор богатырь и Полкан другой 

И семь-то братов Збродовичи, 

Еще мужики были Залешане, 

А еще два брата Хапиловы, 

Только было у князя их тридцать молодцов. 

Говорил Владимир Илье Муромцу: 

«Прикажи-ка засвистать по-соловьему, 

Прикажи-ка воскричать по-звериному!» 

Говорил ему Илья Муромец:

«Засвищи-ка, Соловей, только в полсвиста соловьего,

Закричи-ка только в полкрика звериного!» 

Как засвистал Соловей по-соловьему, 

Закричал злодей, он, по-звериному:

От этого посвиста соловьего, 

От этого от покрика звериного,

Темные леса к земле поклонилися, 

На теремах маковки покривилися, 

Околенки хрустальные порассыпались, 

А и князи и бояри испужалися, 

На корачках по двору расползалися,

Попадали все сильные могучие богатыри,

И накурил он беды несносные. .. 

А Владимир-князь едва жив стоит 

Со душой княгиней Апраксией. 

Говорит тут ласковый Владимир-князь: 

«Ах ты, гой еси, Илья Муромец, сын Иванович! 

Уйми ты Соловья-разбойника!

А и эта шутка нам не надобна!»

Садился Илья на добра коня:

Ехал Илья в раздельице, чисто-поле,

Срубил Соловью буйну голову,

Рубил ему голову приговаривал:

«Полно-тко тебе слезить отцов, матерей,

Полно-тко вдовить молодых жен,

Полно спускать сиротать малых детушек!» 

Тут Соловью и славу поют!
 

Назад к разделу

Дом 2 (стр. 9 из 48)

брызнуло солнце.

Петр с головы до ног закурился паром.

Прижимая к груди скинутые по дороге туфли, он подошел к разлившейся на

дороге перед домом луже, песчаный бережок которой уже крестила своей

грамоткой шустрая трясогузочка, попробовал ногой воду и вдруг, как в детстве

обмирая от страха — такая бездонная глубь с белыми облаками открылась ему, —

ступил в нее.

— Что, Петя, знакомая водичка?

— Ага, — сказал Петр и рассмеялся.

Сдал, очень сдал старый пряслинский дом. Сгорбился, осел, крыша

проросла зеленым мохом, жалкими, такими невзрачными были зарадужелые

околенки, через которые они когда-то смотрели на белый свет. Видно, и

вправду сказано у людей: нежилой дом что неработающий человек — живо на

кладбище запросится. Или он у них и раньше такой был? Ключ от дома нашли в

прежнем тайничке, в выемке бревна за крыльцом.

И вот вороном прокаркали на заржавелых петлях ворота, затхлый запах

сенцов дохнул в лицо. Не привыкшие к сутемени глаза не сразу различили

черные, забусевшие на полках крынки и горшки, покосившуюся, в три ступеньки

лесенку, ведущую на поветь, домашнюю мельницу в темном углу…

Страшно подойти сейчас к этим тяжеленным, кое-как отесанным камням с

деревянным держаком, который так отполирован руками, что и сейчас еще

светится в темноте. Но эти уродливые камни жизнь давали им, Пряслиным.

Чего-чего только не перетирали, не перемалывали на них! Мох, солому,

мякину, сосновую заболонь, а когда, случалось, зерно мололи — праздник. Всей

семьей, всем скопом стояли в сенях — ничего не хотели упускать от настоящего

хлеба, даже запах…

Да не снится ли ему все это? Неужели все это было наяву?

Двери в избу осели — пришлось с силой, рывком тащить на себя. И опять

все на грани небывальщины. Семь с половиной шагов в длину, пять шагов в

ширину — как могла тут размещаться вся их многодетная орава?

Осторожно, вполноги ступая по старым, рассохшимся половицам, Петр

обошел избу и опять вернулся к порогу, встал под полатями.

Бывало, только Михаил играл полатницами, а теперь и он, Петр, доставал

их головой.

— Не забыл, Петя, свою спаленку?

Он только улыбнулся в ответ сестре. Как забудешь, когда доски эти на

всю жизнь вросли в твои бока, в твои ребра!

До пятнадцати лет они с Григорием не знали, что такое постель. И может

быть, самой большой диковинкой для них в ремесленном училище была

кроватьотдельная, железная (Михаил спал на деревянной!), с матрацем, с

одеялом, с двумя белоснежными простынями. И, помнится, они с Григорием,

ложась первый раз в эту царскую постель, начали было снимать простыни —

прикоснуться было страшно к ним, а не то что лечь.

Они присели к столу, маленькому, низенькому, застланному все той же

знакомой, старенькой, совсем вылинявшей клеенкой, истертой на углах, с

заплатами, подшитыми разными нитками, и опять Петр с удивлением подумал: как

же за этой колымагой рассаживалась вся их многодетная, вечно голодная семья?

— Михаил заходит сюда? — На глаза Петру попалась с детства памятная

консервная банка с окурками.

— Заходит. Это вот он курил. А иной раз и с бутылкой посидит. Немало

тут пережито.

Петр посмотрел в окошко — кто-то с треском на мотоцикле мимо прокатил.

— А что у него за отношения с управляющим?

— С Таборским-то? А никаких отношений нету — одна война.

— Н-да… — Петр натужно улыбнулся. — А я думал, он только с сестрой да

с братьями воюет.

— Братья да сестра свои люди, Петя: рано-поздно разберемся. А вот с

Таборским с этим я не знаю, как они и разойдутся. Таборский плут, ловкач,

каких свет не видал, и кругом себя жуликов развел. А Михаил, сам знаешь,

какой у нас. Как топор, прямой. Вот у них и война.

— И давно?

— Война-то? Да еще в колхозе цапались. Бывало, ни одно собранье не

проходит, чтобы они на горло друг дружке не наступали. Ну, раньше хоть народ

голос за Михаила подаст…

— А теперь?

— А теперь совхоз у нас. Кончились собранья. Вся власть у Таборского. —

Лиза старательно разгладила руками складку на старенькой клеенке. — Да и

Михаила не больно любят…

— Кого не любят? Михаила?

— А кого же больше?

Петр выпрямился:

— Да за что?

— А за работу. Больно на работу жаден. Житья людям не дает.

Петр не сводил с сестры глаз. Первый раз в жизни он слышит такое:

человека за работу не любят. Да где? В Пекашине!

— Так, так, Петя! Третий, год сено в одиночку ставит. Бывало, сенокос

начнется -все хотят под руку Михаила, отбою нету, а теперь не больно.

Теперь-с кем угодно, только не с Михаилом.

— Да почему? — Петр все еще не мог ничего понять.

— А потому что народ другой стал. Не хотим рвать себя как преже, все

легкую жизнь ищут. Раньше ведь как робили? До упаду. Руки грабли не держат —

веревкой к рукам привяжи да греби. А теперь как в городе: семь часиков на

лугу потыркались — к избе. А нет — плати втридорога. Ну, а Михаил известно:

сам убьюсь и другим передыху не дам. Страда! Страдный день зиму кормит — не

теперь сказано. Вот и — не хотим с Пряслиным! Вот и ни он с людями, ни люди

с ним. — Лиза помолчала и закончила: — Так, так теперь у нас… Раньше людей

работа мучила, а теперь люди работу мучают.

Руки ее опять беспокойно начали разглаживать складки на старенькой

клеенке, губы она тоже словно разглаживала, то и дело покусывая их белыми

крепкими зубами — явный признак, что хочет что-то сказать. И наконец она

оторвала от стола глаза, сказала:

— Ты бы, Петя, уступил немножко, а?

— Кому уступил? — не понял Петр.

— Кому, кому… — рассердилась на его непонятливость Лиза (тоже

знакомая привычка). — Не Таборскому же! Сходил бы денька на два, на три на

Марьюшу… Знаешь, как бы он обрадовался…

Надо кричать, надо орать, надо кулаками дубасить по столу, потому что

ведь это же уму непостижимо! Михаил ее топчет, Михаил ее на порог к себе не

пускает, а у нее только одно на уме — Михаил, она только о Михаиле и

убивается… Но разве мог он поднять голос на сестру?

Лиза всхлипнула:

— Я не знаю, что у нас делается. Михаил врозь, Татьяна — вознеслась

высоко — разговаривать не хочет, Федор из тюрем не выходит, вы с

Григорием…

— Да что мы с Григорием? — Петр подскочил на лавке — не помогли зароки.

— Да ведь он боится тебя… Слово боится сказать при тебе. И ты иной

раз глянешь на него…

— Выдумывай!

— Какие вы, бывало, дружные да добрые были… Все вдвоем, все

вместях… Вам и сны-то, бывало, одинаковые снились…

И опять Петр против собственной воли сорвался на крик:

— Дак по-твоему нам всю жизнь двойнятами жить? Всю жизнь друг друга за

ручку водить?

Он схватился за голову. Старая деревянная кровать, полати, черный

посудный шкафчик, покосившийся печной брус, на котором он вдруг увидел

карандашные отметки и зарубки — летопись возмужания пряслинской семьи,

которую когда-то вела Лиза, — все, все с укором смотрело на него.

— Ну я же тебе писал… Григорий болен… Понимаешь? Душевное

расстройство… Психика… Медицина не может ничего поделать… Понимаешь? —

Петр махнул рукой. — В общем, не беспокойся: брата не брошу.

— А свою-то жизнь устраивать ты думаешь?

— А чего ее устраивать? Образование подходящее, работа, как говорится,

не пыльная…

— Ох, Петя, Петя… Да какая же это жизнь — до тридцати шести лет не

женат! Бабы-то вот и чешут языками… — Лиза грустно покачала головой. — Не

пойму я, не пойму, что у вас деется. Ну, Григорий — больной человек, ладно.

А ты-то, ты-то чего? Война когда кончилась, а у тебя все жизни нету…

Петр встал.

— Пойдем, Ивановна! Засиделись мы с тобой малость.

Сказал — и самому противно стало от фальшивого наигрыша, от той

неискренности, которой он ответил на участие и беспокойство сестры.

4

В тот день вечером Лиза еще раз пыталась вызвать Петра на откровенный

разговор. Провожая на ночь в передок — в просторные горницы, в которых он

теперь разживался, — она как бы невзначай спросила:

— Одному-то в двух избах не скучно?

— А чего скучать-то?

— Я думаю, всю жизнь вдвоем, а теперь один…

— Ерунда! — опять, как давеча, отшутился Петр. — В мои годы пора уже и

без подпорок жить.

А войдя в избу, он пал, не раздеваясь, на разостланную прямо на полу

постель и долго лежал недвижно.

Все верно, все правильно: снились им в детстве одинаковые сны, жить

друг без друга не могли. Да и только ли в детстве? Когда в армии разлучили

их — в разные части направили, чтобы не путать друг с другом,- они, к потехе

и забаве начальства, плакали от отчаянья.

Но верно и другое — неприязнь, ненависть к брату, которая все чаще и

чаще стала накатывать на него. Потому что из-за кого у него вся жизнь

вразлом? Кто виноват, что у него не было молодости?

Ох это вечернее образование, будь оно трижды проклято! Шесть лет на

износ, шесть лет беспрерывной каторги! Восемь часов у станка, четыре часа

лекций и семинаров в институте. А подготовка к занятиям дома? А экзамены,

зачеты? А сколько времени уходит на всякие разъезды, мотания по библиотекам,

читальням? Экономишь часы и минуты на всем: на сне, на отдыхе (ни единого

выходного за все шесть лет!), на еде (чего где на ходу схватишь, и ладно),

даже на бане экономишь…

Григорий первый не выдержал — упал в обморок прямо на улице. Но и тогда

они не сдались. Старший брат наказал учиться — какой может быть разговор!

Только теперь они порешили так: сперва выучиться Петру, и обязательно на

дневном, а Григорию — вторым заходом.

Петр выучился, получил диплом инженера. А Григорий… А Григорий к тому

времени стал инвалидом. По две смены вкалывал он, чтобы мог спокойно учиться

брат. И кончилось все это в конце концов катастрофой.

В тот день, когда Григорий попал в больницу, Петр, сидя у его

изголовья, дал себе слово: до тех пор не жениться, до тех пор не знать

«В нашей литературе он степной царь…»: степь Гоголя и Чехова

Ларионова М. Ч. (Ростов-на-Дону), д. ф. н., зав. лабораторией филологии Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра РАН, проф. кафедры отечественной литературы Южного федерального университета, ст. науч. сотр. Таганрогского литературного и историко-архитектурного музея заповедника им. А. П. Чехова / 2012

Тема «Чехов и Гоголь» — не новая в отечественном литературоведении. Гоголевское влияние на Чехова давно было осознано исследователями. Однако есть обстоятельство, остающееся до сих пор недооцененным, — это этнокультурная общность двух писателей, ярче всего проявившаяся в повести А. П. Чехова «Степь».

В письме Д. В. Григоровичу Чехов вскоре после завершения работы над повестью написал: «Я знаю, Гоголь на том свете на меня рассердится. В нашей литературе он степной царь. Я залез в его владения с добрыми намерениями, но наерундил немало»¹. В этих словах Чехова признание следования за Гоголем и утверждение собственного пути в решении степной темы.

На протяжении всей повести Чехов расставляет заметные для читателя знаки, отсылающие к произведениям Гоголя. Это и неоднократно отмеченная исследователями бричка, на которой путешествует Егорушка и которая, состарившись в пути, будто приехала прямо из «Мертвых душ». И мотив учения — из учения приезжают Остап и Андрий, в учение едет Егорушка. И гроза, вследствие которой промокший Чичиков попадает к Коробочке, а промокший Егорушка к какой-то деревенской старухе. Обе кормят путешественников и укладывают спать. Утром Чичикова будят мухи, а Егорушку блохи. И пространство чеховской степи включает гоголевские локусы из эпиграфа к «Миргороду»: кирпичный завод и ветряную мельницу. Водяная мельница попадет в другое чеховское произведение — рассказ «Мельник».

Почему же Чехов с такой настойчивостью возвращается к творчеству Гоголя? Почему именно его именует «степным царем» в литературе? Ведь в «глуши степей» обитает пушкинский Финн, «меркнущей», «немой» предстает степь в поэзии Фета и «безграничной», «необозримой» в очерке Тургенева и т. д. Степь Пушкина, Фета, Тургенева, Бунина — это некая условная или среднерусская степь, даже, скорее, не степь, а поле. В произведениях Гоголя и Чехова степь — малороссийская, и не только по внешним приметам — птицы, растения, — но в первую очередь как культурный концепт. Оба писателя отразили в своих произведениях особое восприятие степи, как оно закрепилось в региональной традиции.

Подтвердим это несколькими примерами. Сюжет путешествия Чичикова, как убедительно показал А. Х. Гольденберг, «этимологически» восходит к обходным обрядам². По нашим наблюдениям, сюжет путешествия Егорушки имеет такое же происхождение. Как известно, славянские народные наименования культурного термина «Егорий» распадаются на две группы: 1) Георгий Победоносец, Георгий; 2) Юрий, Егорий, Ягорий³. Основная сфера функционирования этого понятия на юге России — календарно-хозяйственная обрядность, где лучше осмыслен именно «Егорий-вешний». В Егорьев день совершаются обходные обряды. Основные мотивы егорьевских песен: объезд Зеленым Егорием (Юрием) полей и лугов на коне, обращение к нему с просьбой защитить домашнюю скотину, юности как обновления и воспроизведения жизни, воды и дождя. Главная фигура праздника — мальчик, покрытый с головы до ног зелеными ветками. Св. Георгий считался покровителем обрядов перемены статуса — инициаций. Поэтому ко дню св. Георгия у славян была приурочена смена одежды мальчика с детской на мужскую. После этого изменялся и круг общения: он становился преимущественно мужским. Семантика Егорьева дня тесно связана со скотоводческой обрядностью. За св. Георгием закреплена функция повелителя змей, которые, как принято было думать, выползают на свет именно под Егорьев день. Думается, именно этот Георгий в наибольшей степени составляет этнокультурное поле образа Егорушки. Молодость главного героя повести, сюжет путешествия на конных повозках по степи, остановка на постоялом дворе и полученный там пряник, переживания Егорушки по поводу убитого Дымовым ужа и следующее за этим купание в реке; продажа шерсти как основная причина поездки его старших спутников; эпизод встречи с пастухами и злые собаки, готовые порвать чужого; даже перезрелые огурцы, которые ест Дениска (на Юге России св. Георгия именуют «огуречником»), — все это обнаруживает скрытую связь с широким южнорусским фольклорным и этнографическим контекстом⁴.

Образ степи у Чехова сложился под влиянием одновременно творчества Гоголя и традиционной культуры, что хорошо видно при сопоставлении гоголевских и чеховских степей, например, с тургеневскими. В «Тарасе Бульбе» степь — это не просто природный ландшафт, а мир казачества (козачества). Думается, Чехов назвал Гоголя «степным царем» не потому, что тот лучше всех писателей изобразил степь, а потому что он изобразил степь так, как ее понимал Чехов, как ее понимали в российском/малороссийском пограничье, в Приазовье и на Дону.

Чехов родился и вырос в городе, который входил в состав Екатеринославской губернии и большинство населения в котором составляли украинцы. Он неоднократно в шутку называл себя «хохлом» и долго, живя в Москве и став известным писателем, произносил «г» на южный лад⁵. 19 мая 1887 года было принято решение о включении Таганрога в состав Области Войска Донского. Само же присоединение формально состоялось 1 января 1888 года. В 1887 году Чехов написал рассказ «Казак», в 1888 — повесть «Степь».

В рассказе «Казак» главным героем является вовсе не казак. Но больной казак, встретившийся в степи, которому мещанин Торчаков не дал разговеться на Пасху, становится символической фигурой, актуализующей мотивы испытания и смерти. Мир Торчакова разрушился, семья распалась, хозяйство пришло в упадок. В повести «Степь» нет казаков, но сама характеристика степи — с одной стороны, необъятный простор, с другой — гибельность и дикость, «татарщина», как выразился Чехов в упомянутом письме Григоровичу, — соответствует казачьим представлениям, закрепленным в фольклоре.

То, что Чехов связывал степь с казаками, косвенно следует из слов В. А. Гиляровского: «Нет, Антоша, не пивать тебе больше сливянки, не видать тебе своих донских степей, целинных, платовских (выделено мной — М. Л.), так прекрасно тобой описанных…»⁶. Чехов и Гоголь воспроизводят стереотипно-казачье представление о степи, хотя у Чехова из явных «казачьих» отсылок — только песня «Наша матушка Расия всему свету га-ла-ва!», именно так поет ее Кирюха (78). Степь у казаков — это полое, порожнее пространство, территория молодечества и испытания, Дикое Поле. В казачьих песнях степь так и называется «дикой». Это бескрайнее пространство воли и богатырства.

Степь — это еще и специфически мужское пространство. Мотивы мужского сообщества в чеховской повести и пребывания героя в экстремальных условиях могут быть навеяны именно «казачьими» впечатлениями писателя. Быт казаков был более архаизирован, чем быт русских. Казаки воспитывали мальчиков в возрастных мужских сообществах. Мужские качества, в том числе умение драться и постоять за себя, поощрялись общиной и являлись обязательным условием для вступления в нее⁷.

Чеховская идея о детстве как испытании и переходе, сформулированная еще в рассказе «Гриша», обретает язык отчасти благодаря казачьей традиции. Процедура вступления в казачье сообщество рассматривалась как символическая смерть. У украинских казаков мальчик именно в 9 лет поступал в Сечь и становился молодиком. Нахождение в группе молодиков было частью процедуры посвящения. Молодиков часто подвергали ритуальным осмеяниям и испытаниям⁸. Собственно, так происходит в любом обрядовом комплексе посвящения/испытания, но казачья традиция дожила до наших дней и уж тем более существовала во времена Чехова.

Еще один пример. Значимой деталью, указывающей на присутствие региональных традиционных представлений в повести «Степь», является красная рубаха Егорушки. Красный цвет имеет связь с родильной обрядностью, что подтверждается в тексте повести. Вспомним, что красная рубаха мальчика «пузырем вздувалась на спине» (14) — околоплодный пузырь, в котором иногда рождается ребенок, называют рубашкой. Красный цвет повсеместно цвет жизни, он имеет апотропейный характер, то есть рубашка Егорушки — материнский оберег. У южных славян детская одежда была преимущественно красного цвета⁹. Но в культуре донских казаков существует специфическое представление, что плод зарождается в виде красной ниточки, основы¹⁰. Это дает дополнительные импульсы к интерпретации образа Егорушки, его душевного и духовного становления, вочеловечивания, о чем, собственно, и написана вся повесть.

Есть еще одна тема, в которой Гоголь и Чехов совпали глубинно, этнокультурно. В повести «Тарас Бульба» проводником Тараса в Варшаву, «иной» мир, становится корчмарь Янкель. Мужское пространство степи занято стереотипными образами «чужаков», этнических или конфессиональных¹¹. В повести «Степь» в центре степного «иномирного» пространства располагается постоялый двор Мойсея Мойсеича. В полном соответствии с культурной традицией и исторической ситуацией, спустя полвека, Чехов вводит в повесть «еврейский контекст».

Постоялый двор — это большой дом с ржавой железной крышей и темными окнами. В доме скрипучие двери, мрачные комнаты, дырявая клеенка, серые стены, стулья — жалкое подобие мебели, «потолок и карнизы закопчены, на полу тянулись щели и зияли дыры непонятного происхождения», «ни на стенах, ни на окнах не было ничего похожего на украшения» (31–32). В похоронных причитаниях, где «переход» часто осмысляется как переезд в новое место обитания, так изображается новое, посмертное, «жилище»: холодная хоромина, окошки не прорублены, околенки не врезаны, печка не складена, утехи не собраны.

Устройство постоялого двора искажает локусы привычного для Егорушки мира: жалкий вишневый садик рифмуется с цветущими вишневыми деревьями на кладбище, где «спят» Егорушкины бабушка и отец; маленькая мельничка и фалды фрака Мойсея Мойсеича, живущие будто отдельной жизнью, — с мельницей с разными крыльями, старым и новым, на въезде в степь. Однако все эти повторы в тексте осуществляются, так сказать, с переменой знака: Мойсей Мойсеич зовет жену, а в комнату входит Соломон, вместо обещанного медведя Егорушка видит толстую еврейку, дети хозяев представляются многоголовой гидрой и т. д. Это всеобщее универсальное оборотничество, свойство мифологического мышления, о котором говорил А. Ф. Лосев¹² и которое у Гоголя становится «склонностью к текучей зыбкости, превращаемости форм и явлений»¹³.

Меняются местами мужское-женское, антропоморфное-зооморфное, один-много, свое-чужое, что является непременным свойством «иного» мира, где обитают иноверцы и инородцы. Чехов хорошо знал быт и обычаи евреев и когда жил в Таганроге, и когда поселился в Москве, имел много знакомых-евреев, неоднократно делал их персонажами своих произведений («Тина», «Скрипка Ротшильда» и др.). В последние годы отношение писателя к «еврейскому вопросу» стало предметом широкого обсуждения и спекуляций. Хочется обратить внимание, что в произведениях Чехова нашли отражение не его личные пристрастия, а, прежде всего, славянские культурные стереотипы¹⁴, в основе которых лежит не враждебное отношение к какой-либо нации, а механизм этноцентризма (домоцентризма), когда всякий «другой» воспринимается как «чужой» и автоматически наделяется хтоническими свойствами по контрасту со «своими». Это древнейший архетип человеческой культуры, сохранившийся до наших дней и в литературе, и в быту. Именно этот аспект вопроса нас интересует.

Писатель не просто поместил еврейскую семью в центр «иного» мира, он очень точно воссоздал славянские этнокультурные представления о евреях. Остановимся на некоторых эпизодах и деталях.

Приехав на постоялый двор, Кузьмичов и о. Христофор с Егорушкой не собираются долго там задерживаться. Однако Мойсей Мойсеич их уговаривает, вплоть до шутливой угрозы «спрятать шапке». С практически-бытовой точки зрения, настойчивость хозяина объясняется его желанием заработать и понравиться гостям, которые, как видно, часто у него бывают. Но у Чехова обыденное действие часто имеет символический смысл.

«Некогда нам с чаями да с сахарами, — сказал Кузьмичов. — Что ж, чайку можно попить, — сочувственно вздохнул отец Христофор. — Это не задержит. — Ну, ладно! — согласился Кузьмичов» (33).

По народным представлениям, присутствие иноверца оскорбляет трапезу православных, не случайно Мойсей Мойсеич с «мучительно-сладкой» улыбкой умоляет: «Неужели я уж такой нехороший человек, что у меня нельзя даже чай пить?» (33). Но с другой стороны, в волшебной сказке, чтобы войти в «иной» мир, нужно отведать угощения Яги.

Чеховеды неоднократно высказывали суждения о наличии ветхозаветных мотивов в повести «Степь». С этим нельзя не согласиться. Для Чехова степь в повести — прстранственно-временной универсум, он объединяет «начало» и «конец», «этот» и «иной» мир, прошлое и будущее. Этим повесть сближается с народными нарративами, включающими события в контекст всемирной истории, объединяющей события Ветхого и Нового заветов. Но в историко-культурном смысле ветхозаветная история принадлежит миру прошлого, и не просто прошлого, а генетически предшествующего настоящему. В этом смысле Моисей и Соломон выполняют роль своеобразных «дедов», культурных предков, которые, как им и положено, обитают в «ином» мире, но связь с ними не разорвана: с обитателями «иного» мира нужно разделить трапезу, чтобы избавить себя от их потенциального вредительства.

Иван Иваныч Кузьмичов, которому не нравится вызывающее поведение Соломона, насмешливо спрашивает: «Соломон, отчего же ты этим летом не приезжал к нам на ярмарку жидов представлять?» (33). Соломон, как вспоминает Егорушка, на ярмарке «рассказывал сцены из еврейского быта и пользовался большим успехом» (33). Этот эпизод тоже имеет соответствия в южнорусской традиционной народной культуре. Маски «чужих», в том числе евреев, играют значительную роль в календарных и бытовых народных праздниках, и им приписывается продуцирующая и охранительная семантика. Гротескный портрет Соломона: «длинный нос, жирные губы и хитрые выпученные глаза» (33) — совпадает с фотографиями западнославянской масленичной маски «Еврей»¹⁵.

«Короткий и кургузый, как ощипанная птица» Соломон заставляет вспомнить народные легенды об Агасфере со стоптанными до колен от бесконечного странствования ногами: как только он стопчет их полностью — настанет конец света. У Мойсей Мойсеича очень бледное лицо и черная, как тушь, борода; у Соломона большой птичий нос и жесткие кудрявые волосы с плешью. О. В. Белова из своих экспедиционных наблюдений сделала такой вывод: евреев отличают по темному цвету волос, форме глаз и носа; эти антропологические наблюдения над обликом этнических соседей, попав в суеверные рассказы, приобретали дополнительные коннотации: цвет волос, кожи и форма носа начинали осознаваться как признак «дьявольской» природы¹⁶.

Кислый и затхлый воздух в доме Мойсея Мойсеича, которым Егорушка «был уже не в силах дышать» (39), — характерный признак «чужого» в славянской традиции. Дети Мойсей Мойсеича изображены метонимически: кудрявые головы на тонких шеях — «стоглавая гидра». Все орнитоморфны: Мойсей Мойсеич взмахивает фалдами, точно крыльями, жена его обладает тонким индюшечьим голоском, Соломон похож на ощипанную птицу, Да и говорят на птичьем языке: «гал-гал-гал», «ту-ту-ту» (39). Подчеркиваемое Чеховым сходство Соломона и Мойсея Мойсеича с птицами находит подтвержение в народных украинских и белорусских поверьях о «еврейских птицах»: сороке, удоде, куропатке, диком голубе, хохлатом жаворонке. Глоссолалия, зооморфные и нечеловеческие черты всегда выдают «чужого». Кроме того, в птиц, по народным поверьям, превращаются души умерших.

В повести Гоголя «Тарас Бульба» мужской мир степи обрамляется женским миром, семейными и брачными мотивами. С одной стороны, мать Остапа и Андрия, с другой — прекрасная полячка. То же у Чехова: позади Егорушка оставляет мать, впереди его ждет жизнь у Настасьи Петровны Тоскуновой, подруги матери, и ее воспитанницы Катьки (Атьки). Казалось бы, неуместная аналогия. Егорушка еще ребенок, о каких брачных мотивах может идти речь? Однако традиционные структуры в чеховской повести, рассказывающей о своеобразной «инициации» Егорушки (отделение от семьи, путешествие в мужском союзе, испытания, становление и т. д.), вызывают к жизни брачный подтекст.

В повести «Степь» главный герой многократно называется по имени, причем обычно именно в форме — Егорушка. Лишь один раз, в самом конце, названа его фамилия, да и то косвенно: сынок Ольги Ивановны Князевой, — аттестует мальчика Иван Иваныч Кузьмичов. Анализируя антропонимы в повести, А. В. Кубасов пишет: «Почему фамилия героя на протяжении всего повествования оставалась тайной и загадкой для читателя? <…> Фамилия „Князев“, конечно, образована от нарицательного существительного „князь“, которое рождает определенные ассоциации. Не есть ли Егорушка в каком-то смысле „князь“? И не может ли это сыграть роль пуанта, способного внести коррективы, важные для понимания образа главного героя?»¹⁷. Исследователь объясняет фамилию героя «самоинтертекстуальностью» и возводит ее к повести «Цветы запоздалые», где один из героев — князь Егорушка. У нас есть другой ответ на поставленные вопросы.

Структура инициации, перехода, реализуется и в свадебной обрядности, где жениха именуют «князем». Финальные эпизоды повести, встреча Егорушки с Настасьей Петровной Тоскуновой, подтверждают нашу мысль. Среди казачьих игровых песен есть песня «Егорушка», герой которой едет на простор жениться. Песня записана разными собирателями в нескольких вариантах. В свадебных песнях жених-«князь» приезжает издалека, из «чужого мира», поэтому одним из центральных мотивов является мотив дальней дороги, пространственного перемещения. В величаниях жених изображается писаным красавцем, «красовитей» всех. Настасья Петровна восхищается Егорушкой: «Ангельчик мой! Красота моя неописанная! Я и не знала, что у Олечки такой сыночек!» (102). Обращение, похвала, выраженная словами с уменьшительно-ласкательными суффиксами, упоминание родителей, вырастивших такого сына, — характерные композиционные элементы свадебных величаний. Невесту могут именовать по-разному, но среди распространенных в свадебных песнях имен есть и Катенька (Катька — Атька в повести). И появляется Катька в примечательном, типично «женском» интерьере-пространстве: около швейной машины и клетки со скворцом в окружении цветов. Образы птиц, цветов/сада, мотивы женского рукоделья создают в свадебных песнях «символику счастья». Весь этот эпизод похож на свадебный сговор, включая стоящего на окне цыпленка, накрытого тарелкой, — традиционное свадебное обрядовое блюдо. Так новая жизнь Егорушки получает закрепление в традиционном культурном коде.

Конечно, в повести «Степь» и речи нет о браке Егорушки, маленького мальчика. Но перемена его социокультурного статуса неизбежно вводит в повесть свадебные мотивы и символы, которые, в свою очередь, объясняют некоторые художественные детали повести.

Можно, конечно, объяснять все эти сближения прямым влиянием Гоголя на Чехова. По поводу такого упрощенного подхода иронически высказалась В. Е. Ветловская: «Державин, Батюшков, Жуковский „влияли“ на Пушкина; Пушкин „влиял“ на Гоголя; Гоголь „влиял“ на Достоевского; Пушкин, Гоголь, Достоевский „влияли“ на Чехова или Блока и т. д. Все на всех „влияли“ — и никто не оригинален. Вот идея! Хотя, казалось бы, если никто из писателей не оригинален, то в чем бы могло тогда выразиться их „влияние“?»¹⁸. Думается, дело в другом. Традиционная культура является фольклорным «кодом» литературы: «фольклорные элементы, не вступая с литературой в прямые контакты, выступают по отношению к литературному процессу в роли своеобразных ферментов»¹⁹ [Медриш, 1983: 9]. Это определяет сходство и однотипность строения литературных произведений, принадлежащих разным писателям и разным историческим эпохам. Чехов и Гоголь, образно говоря, черпали из одного источника, только для Чехова этот источник уже был насыщен и художественным опытом Гоголя.

Примечания

1. Чехов А. П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма: В 12 т. Т. 2. М., 1975. С. 190.

2. Гольденберг А. Х. Архетипы в поэтике Гоголя. Волгоград, 2007.

3. Толстой Н. И. Георгий // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. Т. 1. М., 1995. С. 496–498.

4. Архипенко Н. А., Ларионова М. Ч. Этнокультурный комментарий к повести А. П. Чехова «Степь»: структура, содержание и перспективы // Известия Южного федерального университета. Филологические науки. 2011. № 2. С. 32-41.

5. Мережковский Д. С. Брат человеческий // Акрополь: Избр. лит.-крит. ст. М., 1991. С. 250.

6. Гиляровский В. А. Жизнерадостные люди // А. П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1960. С. 134.

7. Рыблова М. А. Малолетки и выростки в структуре донской казачьей общины XIX — начала XX вв. // Молодежь и молодежные субкультуры этносов и этнических групп ЮФО. Традиции и современность. Краснодар, 2008-2009. С. 57–68.

8. Рыблова М. А. Экстремалы Дикого Поля: основные этапы жизненного пути казака-воина // Мужской сборник. Вып. 3. Мужчина в экстремальной ситуации. М., 2007. С. 210, 211.

9. Богатырев П. Г. Народная культура славян. М., 2007. С. 230.

10. Власкина Т. Ю. Традиционные эмбриогенетические представления донских казаков // Мир славян Северного Кавказа: вып. 1. Краснодар, 2004. С. 179–180.

11. См. Кривонос В. Ш. Повести Гоголя: Пространство смысла. Самара, 2006.

12. Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957. С. 13.

13. Гольденберг А. Х. Указ. соч. С. 83.

14. См. Белова О. В. Этнокультурные стереотипы в славянской народной традиции. М., 2005.

15. Белова О. В. Еврей // Славянские древности: этнолингвистический словарь. Т. 2. М., 1999. C. 175.

16. Белова О. В. Этнокультурные стереотипы в славянской народной традиции. С. 41.

17. Кубасов А. В. Антропонимическое пространство повести А. П. Чехова «Степь» // Таганрогский вестник. Вып. 3. Таганрог, 2008. С. 143.

18. Ветловская В. Е. Анализ эпического произведения: Проблемы поэтики. СПб., 2002. С. 193.

19. Медриш Д. Н. Взаимодействие двух словесно-поэтических систем как междисциплинарная теоретическая проблема // Русская литература и фольклорная традиция: сб. научн. тр. Волгоград, 1983. С. 9.

К списку научных работ

Россия — дом

Абрамов Ф.А.

«Дом»

Сдал, очень сдал старый пряслинский дом. Сгорбился, осел, крыша проросла зеленым мохом, жалкими, такими невзрачными были зарадужелые околенки, через которые они когда-то смотрели на белый свет. Видно, и вправду сказано у людей: нежилой дом что неработающий человек – живо на кладбище запросится. Или он у них и раньше такой был? Ключ от дома нашли в прежнем тайничке, в выемке бревна за крыльцом.

И вот вороном прокаркали на заржавелых петлях ворота, затхлый запах сенцов дохнул в лицо. Не привыкшие к сутемени глаза не сразу различили черные, забусевшие на полках крынки и горшки, покосившуюся, в три ступеньки лесенку, ведущую на поветь, домашнюю мельницу в темном углу…

Страшно подойти сейчас к этим тяжеленным, кое-как отесанным камням с деревянным держаком, который так отполирован руками, что и сейчас еще светится в темноте. Но эти уродливые камни жизнь давали им, Пряслиным.

Чего-чего только не перетирали, не перемалывали на них! Мох, солому, мякину, сосновую заболонь, а когда, случалось, зерно мололи – праздник. Всей семьей, всем скопом стояли в сенях – ничего не хотели упускать от настоящего хлеба, даже запах…

Да не снится ли ему все это? Неужели все это было наяву?

Двери в избу осели – пришлось с силой, рывком тащить на себя. И опять все на грани небывальщины. Семь с половиной шагов в длину, пять шагов в ширину – как могла тут размещаться вся их многодетная орава?

Осторожно, вполноги ступая по старым, рассохшимся половицам, Петр обошел избу и опять вернулся к порогу, встал под полатями.

Бывало, только Михаил играл полатницами, а теперь и он, Петр, доставал их головой.

– Не забыл, Петя, свою спаленку?

Он только улыбнулся в ответ сестре. Как забудешь, когда доски эти на всю жизнь вросли в твои бока, в твои ребра!

До пятнадцати лет они с Григорием не знали, что такое постель. И может быть, самой большой диковинкой для них в ремесленном училище была кроватьотдельная, железная (Михаил спал на деревянной!), с матрацем, с одеялом, с двумя белоснежными простынями. И, помнится, они с Григорием, ложась первый раз в эту царскую постель, начали было снимать простыни прикоснуться было страшно к ним, а не то что лечь.

Они присели к столу, маленькому, низенькому, застланному все той же знакомой, старенькой, совсем вылинявшей клеенкой, истертой на углах, с заплатами, подшитыми разными нитками, и опять Петр с удивлением подумал: как же за этой колымагой рассаживалась вся их многодетная, вечно голодная семья? 

---

Варламов А.Н.

«Дом в деревне»

Дом стоял в поле. Он был сложен из растрескавшихся от времени толстых бревен, на высоком подклете, с крытым двором и пятью окнами, выходившими на коровий прогон. Со всех сторон его окружала ничем не закрытая линия горизонта, уходившая за дальние холмы и леса, и казалось, что дом как будто нарочно поставлен в самом центре идеальной окружности и все вокруг вращается относительно него.

Внизу текла река, а у порога начиналось и сколько было видно глазу тянулось июньское разнотравье и разноцветье. Крапива и репейник росли возле самых стен. Окна были забиты досками, на воротах в нижней части двора висела цепь с ржавым замком. Ветки рябины и черемухи упирались в высокие бревенчатые своды и лежали на покрытой тесом крыше. Покосившийся забор перед домом не падал только потому, что держался на кустах черной смородины и малины. Дом действительно, казалось, стоял и дожидался меня много лет. От страха, что он может мне не достаться, уйти, как уходит уже схватившая приманку или блесну большая и сильная рыбина, у меня заныло сердце. 

---

Гоголь Н.В.

«Мёртвые души»

Каким-то дряхлым инвалидом глядел сей странный замок, длинный, длинный непомерно. Местами был он в один этаж, местами в два; на темной крыше, не везде надежно защищавшей его старость, торчали два бельведера, один против другого, оба уже пошатнувшиеся, лишенные когда-то покрывавшей их краски. Стены дома ощеливали местами нагую штукатурную решетку и, как видно, много потерпели от всяких непогод, дождей, вихрей и осенних перемен. Из окон только два были открыты, прочие были заставлены ставнями или даже забиты досками. Эти два окна, с своей стороны, были тоже подслеповаты; на одном из них темнел наклеенный треугольник из синей сахарной бумаги.

Старый, обширный, тянувшийся позади дома сад, выходивший за село и потом пропадавший в поле, заросший и заглохлый, казалось, один освежал эту обширную деревню и один был вполне живописен в своем картинном опустении. Зелеными облаками и неправильными трепетолистными куполами лежали на небесном горизонте соединенные вершины разросшихся на свободе дерев. Белый колоссальный ствол березы, лишенный верхушки, отломленной бурею или грозою, подымался из этой зеленой гущи и круглился на воздухе, как правильная мраморная сверкающая колонна; косой остроконечный излом его, которым он оканчивался кверху вместо капители, темнел на снежной белизне его, как шапка или черная птица. Хмель, глушивший внизу кусты бузины, рябины и лесного орешника и пробежавший потом по верхушке всего частокола, взбегал наконец вверх и обвивал до половины сломленную березу. Достигнув середины ее, он оттуда свешивался вниз и начинал уже цеплять вершины других дерев или же висел на воздухе, завязавши кольцами свои тонкие цепкие крючья, легко колеблемые воздухом. Местами расходились зеленые чащи, озаренные солнцем, и показывали неосвещенное между них углубление, зиявшее, как темная пасть; оно было окинуто тенью, и чуть-чуть мелькали в черной глубине его: бежавшая узкая дорожка, обрушена нее перилы, пошатнувшаяся беседка, дуплистый дряхлый ствол ивы, седой чапыжник, густой щетиною вытыкавший из-за ивы иссохшие от страшной глушины, перепутавшиеся и скрестившиеся листья и сучья, и, наконец, молодая ветвь клена, протянувшая сбоку свои зеленые лапы-листы, под один из которых забравшись бог весть каким образом, солнце превращало его вдруг в прозрачный и огненный, чудно сиявший в этой густой темноте. В стороне, у самого края сада, несколько высокорослых, не вровень другим, осин подымали огромные вороньи гнезда на трепетные свои вершины. У иных из них отдернутые и не вполне отделенные ветви висели вниз вместе с иссохшими листьями. Словом, все было хорошо, как не выдумать ни природе, ни искусству, но как бывает только тогда, когда они соединятся вместе, когда по нагроможденному, часто без толку, труду человека пройдет окончательным резцом своим природа, облегчит тяжелые массы, уничтожит грубоощутительную правильность и нищенские прорехи, сквозь которые проглядывает нескрытый, нагой план, и даст чудную теплоту всему, что создалось в хладе размеренной чистоты и опрятности. 

---

Екимов Б. П.

«Наш старый дом»

Теплый июньский полудень. Как чиста нынче высокая небесная синь, освеженная прохладным северным ветром… Белейшие облака плывут и плывут, медленно, неторопливо, как и положено кораблям воздушным. Солнечный жар мягок. Зелень листвы сочна. Плещет листва под ветром, играет, слепя солнечными бликами. Шелест ветра, стрекотанье кузнечиков, редкий посвист птицы.

В легком полотняном кресле, в глубине двора, сижу и сижу, ни уйти, ни подняться не в силах. Да и зачем… Ветер, синева, зелень, солнечный щедрый жар… Лето голубое, зеленое, золотое — лето жизни моей — в старом доме, в невеликом селенье на донском берегу…

…Из далекого Забайкалья, с Приморья, из Игарки, через казахстанские ссылки в пустыне — и наконец в Россию, в малый поселок на берегу Дона. И здесь — по чужим углам. И вот этот сруб посреди голого двора. Даже забора не было. Окошки — маленькие, внутри — темно и черно. Квартировал там бобыль-инвалид с деревяшкой вместо ноги.

Но все же — свой угол после стольких лет и годов мытарств. Взрослым уже под сорок, а все — чужие углы. Мне — шесть лет. Я — самый счастливый. Старшим — долгие труды и труды: отскоблить дом, переложить печь, коридор пристроить, поставить летнюю кухню, сараи, катух для коровы, курятник, закут свинье, выкопать погреб, колодец, заборишком хотя бы ледащим, но обнести двор и огород…

…А после войны наконец этот поселок в России, на Дону. Дядя Петя вернулся из лагеря. Стали жить и даже свой домик купили. Вот этот — наш старый дом. Тетя Нюра была душой его — хозяйкой и главной работницей.

Обмазывать дом глиной и белить его, изнутри и снаружи, всякий год по весне. А если сильные дожди, то подмазывать да подбеливать. Мыть, красить, чистить дымоходы; за печкой следить, подбеливать, чтобы гляделась она всем на завид: белая, словно курочка. Летняя кухня во дворе. Та же песня: глиной мажь и бели. При ней кухня стояла нарядной игрушечкой. Это теперь облезла и покосилась. Пока не запретили корову держать, о ней забота. Свинья, куры — у всех свои хатки. И требуют рук и рук.

---

Есенин С.А.

«Низкий дом с голубыми ставнями…»

* * *

Низкий дом с голубыми ставнями,

Не забыть мне тебя никогда, —

Слишком были такими недавними

Отзвучавшие в сумрак года.

До сегодня еще мне снится

Наше поле, луга и лес,

Принакрытые сереньким ситцем

Этих северных бедных небес.

Восхищаться уж я не умею

И пропасть не хотел бы в глуши,

Но, наверно, навеки имею

Нежность грустную русской души.

Полюбил я седых журавлей

С их курлыканьем в тощие дали,

Потому что в просторах полей

Они сытных хлебов не видали.

Только видели березь да цветь,

Да ракитник, кривой и безлистый,

Да разбойные слышали свисты,

От которых легко умереть.

Как бы я и хотел не любить,

Все равно не могу научиться,

И под этим дешевеньким ситцем

Ты мила мне, родимая выть.

Потому так и днями недавними

Уж не юные веют года…

Низкий дом с голубыми ставнями,

Не забыть мне тебя никогда.

1924 

---

Распутин В.Г.

«Прощание с Матерой»

После обеда, ползая на коленках, она мыла пол и жалела, что нельзя его как следует выскоблить, снять тонкую верхнюю пленку дерева и нажити, а потом вышоркать голиком с ангарским песочком, чтобы играло солнце. Она бы как-нибудь в коечный раз справилась. Но пол был крашеный, это Соня настояла на своем, когда мытье перешло к ней, и Дарья не могла спорить. Конечно, по краске споласкивать легче, да ведь это не контора, дома и понагибаться не велика важность, этак люди скоро, чтоб не ходить в баню, выкрасят и себя.

Сколько тут хожено, сколько топтано — вон как вытоптались яминами,

будто просели, половицы. Ее ноги ступают по ним последними.

Она прибиралась и чувствовала, как истончается, избывается всей своей мочью,- и чем меньше оставалось дела, меньше оставалось и ее. Казалось, они должны были изойти враз, только того Дарье и хотелось. Хорошо бы, закончив все, прилечь под порожком и уснуть. А там будь что будет, это не ее забота. Там ее спохватятся и найдут то ли живые, то ли мертвые, и она поедет куда угодно, не откажет ни тем, ни другим.

Она пошла в телятник, раскрытый уже, брошенный, с упавшими затворами, отыскала в углу старой загородки заржавевшую, в желтых пятнах, литовку и подкосила травы. Трава была путаная, жесткая, тоже немало поржавевшая, и не ее бы стелить на обряд, но другой в эту пору не найти. Собрала ее в кошеломку, воротилась в избу и разбросала эту накось по полу; от нее пахло не столько зеленью, сколько сухостью и дымом — ну да недолго ей и лежать, недолго и пахнуть. Ничего, сойдет. Никто с нее не взыщет.

Самое трудное было исполнено, оставалась малость. Не давая себе приткнуться, Дарья повесила на окошки и предпечье занавески, освободила от всего лишнего лавки и топчан, аккуратно расставила кухонную утварь по своим местам. Но все, казалось ей, чего-то не хватает, что-то она упустила. Немудрено и упустить: как это делается, ей не довелось видывать, и едва ли кому довелось. Что нужно, чтобы проводить с почестями человека, она знает, ей был передан этот навык многими поколениями живших, тут же приходилось полагаться на какое-то смутное, неясное наперед, но все время кем-то подсказываемое чутье. Ничего, зато другим станет легче. Было бы начало, а продолжение никуда не денется, будет….

Уже при лампе, при ее красноватом и тусклом мерцании она развешивала с табуретки пихту по углам, совала ее в надоконные пазы. От пихты тотчас повеяло печальным курением последнего прощания, вспомнились горящие вечи, сладкое заунывное пение. И вся изба сразу приняла скорбный и отрешенный, застывший лик. «Чует, ох чует, куда я ее обряжаю», — думала Дарья, оглядываясь вокруг со страхом и смирением: что еще? что она выпустила, забыла? Все как будто на месте. Ей мешало, досаждало вязкое шуршание травы под ногами; она загасила лампу и взобралась на печь.

   Жуткая и пустая тишина обуяла ее — не взлает собака, не скрипнет ни под чьей ногой камешек, не сорвется случайный голос, не шумнет в тяжелых ветках ветер. Все кругом точно вымерло. Собаки на острове оставались, три пса, брошенных хозяевами на произвол судьбы, метались по Матере, кидаясь из стороны в сторону, но в эту ночь онемели и они.

---

Солженицын А.И.

«Матрёнин двор»

Дом Матрены стоял тут же, неподалеку, с четырьмя оконцами в ряд на холодную некрасную сторону, крытый щепою, на два ската и с украшенным под теремок чердачным окошком. Дом не низкий – восемнадцать венцов. Однако изгнивала щепа, посерели от старости бревна сруба и ворота, когда-то могучие, и проредилась их обвершка.

Калитка была на запоре, но проводница моя не стала стучать, а просунула руку под низом и отвернула завертку – нехитрую затею против скота и чужого человека. Дворик не был крыт, но в доме многое было под одной связью. За входной дверью внутренние ступеньки поднимались на просторные мосты, высоко осененные крышей. Налево еще ступеньки вели вверх в горницу – отдельный сруб без печи, и ступеньки вниз, в подклеть. А направо шла сама изба, с чердаком и подпольем.

Строено было давно и добротно, на большую семью, а жила теперь одинокая женщина лет шестидесяти…

Просторная изба и особенно лучшая приоконная ее часть была уставлена по табуреткам и лавкам – горшками и кадками с фикусами. Они заполнили одиночество хозяйки безмолвной, но живой толпой. Они разрослись привольно, забирая небогатый свет северной стороны. 

Читать «Ломоносов: поступь Титана» — Попов Михаил Константинович — Страница 1

Михаил Попов. Ломоносов: поступь Титана

1

За столом возле оконца, затянутого бусоватой слюдой, сидит тихая белица. Лицо ее по брови повязано льняным повойником. Из-под плата по серому немаркому облачению стекает русая коса.

В перстах у белицы тонкая кисточка. Она кунает ее в глиняные плошки, в коих разноцветная вапа, и, склонившись, что-то выводит на листе пиргамина. Лицо сосредоточенное, но не отстраненное, оно лучится вдохновением и умилением.

Келейка белицы отделена от сеней наполовину задернутой пестрядиной. Наискосок от нее через сени расположена краскотерня. В ней обретается отрок Михайла. Сидя на березовом чурбаке, он держит меж коленей чугунную ступку и медным пестиком растирает в ней сколыши киновари. На коленях его топорщится рогожный передник. Рукава рубахи закатаны. Время от времени он смахивает тыльной стороной ладони пот. Чтобы пряди льняных волос не падали на глаза, лоб его перетянут гайтаном — алой плетеной бечевкой. Украдкой, исподлобья Михайла поглядывает в келейку белицы.

Подле Михаилы по правую руку сидит на лавочке рукодельник Порфирий, еще не ветхий, но совсем седой человек. Он знатный богомаз и завидный грамотник.

— Рудую вапу, — Порфирий берет в руки горшочек с киноварью, — ни в како железо не клади. Инако стухнет. А она ить привозна. На медь не купишь. Токо в глинике али в лубе держи… А хошь, штоб румянец от письма шел — сидра добавь. Яблочный Спас придет, вот и смекай… Токо кисло яблоко бери…

Порфирий — старший в грамотейной полате. Горло его от красок обсохло, говорит с надсадой да хрипотой. Оттого урок наставника кажется особенно убедительным. Михайла внимает ему со всем тщанием. Однако келейку белицы тоже из виду не выпускает.

Порфирий ставит горшочек на полку:

— Аще яечком нать вапу разжижить. Дак скорлупу всю не сымай, коли што… Она тоже сгодится. А желтка в меру спущай…

Порфирий да Михайла сидят в терной келейке вдвоем — места тут немного. Но Михайле все блазнится, что подле мостится и келарь Паисий. Сидит себе старец тишком, дремлет, едва не тюкая своим долгим носом большой нагрудный крест. Но стоит умолкнуть голосу али стукотку пестика — мигом вскидывается, тряся недовольно жидехольной бородой. То, конечно, не Паисий, то ветерок продувной, опахивая из отворенной околенки, теребит занавесу за левым плечом. А Михайле все чудится, что это Паисий.

Келарь Паисий — соглядай. Он поставлен присматривать за скитскими мастеровыми, но, сдается, пуще всего он доглядает за Михайлой. Его уши и нос торчат отовсюду. А Михайле порой блазнится, что келарь выкуркивает из-за всякого угла.

Началось это еще зимой, сразу после Крещения. За час до вечери Михайла по обыкновению сидел в школьной полате среди таких же, как сам, отроков. На столах теплились свечи. Старец Паисий, задирая бородешку, читал своим квохчущим голосом послание киновиарха Андрея Денисова. Тот, обретаясь на Москве, писал, что видел слона. Особенно оживились школяры, когда дело дошло до описания головы: «…уши имея велики, яко заслоны печные». Ребяши прыснули, тут же принялись «наращивать» ладонями свои собственные уши. Паисий осерчал, пригрозил отодрать смутьянов за эти самые «заслоны». Те живо примолкли. И тогда келарь завершил чтение наставительной концовкой. «И аще толь великий зверь малому при нем всаднику повинуется… — поучал паству киновиарх, — паче мы, словесная Божия тварь, Создателя своего повеления долженствуем не забывати, и озверщиеся страсти наша обуздывати».

После этого, по указке Паисия, отроки принялись поочередно читать Псалтирь и Часослов. Иные — по складам, иные — весьма бегло. А Михайле делать нечего. Эти страницы он едва не наизусть знает. До недавних пор споро да в охотку читал их с клироса Куростровской церкви, пока не начал ломаться голос. Скучно без конца повторять одно и то же. Повернул Михайла лицо к слюдяному оконцу, а там северное сияние расплескалось.

— Гли-ко! Гли-ко! — воскликнул он. Ребяши-однокелейники обрадели, измаялись уже от постного сидения. А Михайла — тут как тут — с вопросом к келарю: дескать, откуда, старче, берутся сии сполохи и сколь далече они? Любопытно ведь. Для чего тогда и школа, коли не для ведания?! А келарь как заверещит, затрясет бороденкой: «Ах ты супостат! Ах ты анчихрист!». Едва посохом не отходил.

Урок Михайле пошел впрок. Он смекнул, что в обители не всякий спрос почитается и что любопытство свое надо умеривать. Только разве возможно все время в потае жить, тем паче в юные лета?

Однажды по весне, на Масленицу, стайка послушников затеяла по деревенской привычке лепить снеговика. От глаз подале схоронились в овражке за амбарушками. Снег был липкий, скрипучий. Низ тулова катили всей гурьбой, покуль сил хватало. Другой кубарь навертели помене, но едва его взняли. А после и голову навершили. Отдуваясь, пыхая паром, отроки весело поглядывали друг на друга и скалились на снежного богатыря. Петруха Корельский, Михайлов двоюродник, завел задиристую деревенскую закличку:

Робята-робяши

Накатали катыши…

Михайла, ведавший ее обидную для своего имени оконцовку, вскинул кулак. Петруха, уже спытавший норов брательника, только шмыгнул носом, утягивая возгреи. Ему ли, бойкому, но тщедушному огольцу, тягаться с Михайлой. Вон как тот выделяется среди ребятни, высясь едва не вровень со снеговиком.

А снеговик у отроков вышел ладный. Вместо глаз воткнули уголья. Моркови под рукой не оказалось — это ведь не у маменьки дома — заменили ядреной еловой шишкой.

Над сумеречным овражком вставала желтая, как репа, луна. Тут к случаю, как это водится в ребячьем кругу, возник спрос: что боле — луна али солнце?

— Солнышко, — уверенно заявил Михайла. «Арифметику» Магницкого он выучил от корки до корки, в том числе и последнюю часть ее, отведенную небесным светилам, по-гречески астрономику. Тут бы Михайле и остановиться, в крайнем случае оглядеться. А он не удержался да тут же объявил, что иной раз луна, хоть и помене будет, превосходит солнышко. Школяры-однодворцы недоверчиво запереглядывались. А Петруха, двоюродник, скривил рот: как это? разве может малая репа перекрыть большую? Михайла в долгие объяснения пускаться не стал. Он велел Петрухе скатать небольшой кубарь, а сам взялся за другой. Сказано — сделано. Кубарь Петрухи оказался поменьше, Михайлов — поболе. Михайла отошел от Петрухи на две сажени и вытянул свой катыш на уровень глаз:

— Сие солнышко. А твой кубарь — луна. Сделай также и гляди.

Петруха вытянул руку и прижмурил один глаз.

— Взаболь, — недоверчиво протянул он и еще раз прижмурился. — Мой закрывает… Луна — солнышко…

Ребяши в кругу заухали, запрыгали: дай мне! дай мне! Каждому захотелось самому поглядеть. Заледеневшие кубари переходили из рук в руки, и все дивовались, что «луна» и впрямь перекрывает «солнце». А Михайлу, довольного таким уроком, далее понесло. Он поведал, что, когда луна покрывает солнце, наступает затмение, все оболакивается мороком. В остатний раз такое светопреставление стряслось двадцать лет назад, о семьсот шестом годе. Так писано в «Двинской Летописи». И еще одно добавил Михайла: о грядущем затмении спознали ученые-звездочеты, они доложили царю Петру Алексеевичу, и государь, дабы люд в отечестве не напужался, велел всех заранее оповестить.

Михайла, верно, и дале делился бы с ребяшами учеными познаниями, что извлек из книг, да беседу эту порушил келарь Паисий. Он давно хоронился за амбарушками, навострив уши. И когда Михайла завел речь о царе-антихристе, он вызнялся из схорона.

Что было далее, Михайла всякий раз вспоминал с содроганием. Келарь ухватил его за рукав, потащил в келью киновиарха, который накануне возвернулся из дальних краев. Поставили отрока на горох, учинили ему спрос, по чьему наущению он ведет поносные речи да откуль про то ведает. Спытав про книги, стали наставлять, что познания те зловредны, что звездочеты есть бесы, что небесная сфера — сиречь Божеская тропа, и нарушать ее, мерить аршином звездные хвосты — смертный грех. А после тычками подняли ослушника на ноги да заперли в холодный чулан, где он на хлебе да воде пробедовал аж пять ден. Вот с тех пор Михайле и блазнится келарь. Дома ведьма-мачеха лютовала, а здесь тощой старец. Где ни присядет отрок — повсюду келарь мерещится. Вот и в терной келейке… Сидят они с грамотником Порфирием сам-друг, а все будто о третьем. Тут и рта не откроешь без огляда.

Лоуренс Околи: «Золото Джошуа в 2012 году говорило со мной. Это изменило мою жизнь »| Boxing

«Я работал в McDonald’s на вокзале Виктория», — вспоминает Лоуренс Околи время летом 2012 года, когда он заблудился, одинок и страдал ожирением. В прошлом месяце, в совершенно другом мире, Околи стал чемпионом WBO в тяжелом весе, завершив свой «сумасшедший переход» из несчастного подростка, который весил более 19 стоун (120 кг) и зарабатывал 5 фунтов в час, работая в McDonald’s.

Его жизнь изменилась однажды августовским днем ​​2012 года, когда он был на коротком перерыве в том, чтобы перекусывать гамбургеры. Телевизор мерцал в углу задней комнаты McDonald’s, и взгляд Околи был прикован к экрану, когда Энтони Джошуа сражался в финале олимпийского супертяжелого веса. Околи жила каждым ударом и каждым моментом, пока Джошуа наконец выиграл золотую медаль.

Он решил бросить работу на следующий день, пойти в боксерский зал, научиться драться, работать как собака, сбросить пять стоунов и представлять Великобританию на Олимпийских играх 2016 года.Околи сделал именно это, и теперь он является чемпионом мира среди профессионалов, которым управляет Джошуа. Но он также вдумчивый 28-летний парень, поскольку он объясняет, как над ним издевались и что он чувствовал, что может быть убит гангстерами, когда рос в Хакни.

Воспоминания до сих пор не утихают от холодного, но залитого солнцем дня в его саду в Эссексе. «Это место, где я встречал знакомых», — говорит Околи о своем 18-месячном опыте продажи гамбургеров и куриных наггетсов. «Мы вместе ходили в школу, и они ехали на поезде в университет или в костюмах, и вы можете сказать, что у них большие деловые встречи и хорошие часы.Они бросались за гамбургерами и видели меня там. Я определенно чувствовал себя застрявшим. Я чувствовал: «Я ничего не делаю со своей жизнью».

Околи кивает, когда я говорю, это звучит так, как будто ему было стыдно. «Я думаю, это верно. Я никогда не фотографировал себя в униформе. Даже с прошлыми подругами я не хотел, чтобы их родители знали, что я делаю. Скорее скажу, что у меня не было работы. Я определенно был не в лучшем психическом состоянии «.

Бой с Джошуа в последний день Лондона 2012 «говорил со мной срочно и ясно», — говорит Околи.«Это изменило мою жизнь. На самом деле, довольно странно думать, что что-то подобное может мгновенно изменить вашу жизнь. Я не хочу, чтобы люди думали, что для этого нужно прозрение, но для меня этот момент определенно положил начало настоящим переменам. Эй Джей происходил из такой же нигерийской семьи, как я. К тому же он был высоким и в детстве видел некоторые проблемы. Я был действительно заинтересован в нем, и тогда настоящая борьба была тяжелой. Не то чтобы он вошел и избил другого парня [Роберто Каммарелле из Италии] . AJ пришлось преодолевать невзгоды.Я был так поглощен этим, что после этого эмоции по-настоящему поразили меня ».

Неужели он думает, что, если бы он не видел боя, он мог бы по-прежнему трудиться в Макдональдсе сегодня? «На самом деле, да, потому что это был поворотный момент в моей жизни».

Трансформация приобрела дополнительный блеск на этой неделе, поскольку Околи издает книгу, в которой прослеживается его история таким образом, который, как он надеется, вдохновит других на изменение своей жизни. Он подчеркивает, что черные голоса все еще недостаточно слышны в публикациях, и для него «репрезентация очень важна — если вы не видите себя в книгах, вам труднее воспринимать это».

«Когда я учился в школе, я мог рассказать больше, когда они привели бывших членов банды. Я намного лучше понял их истории. Иногда смотришь не на тех людей, которые продают наркотики или состоят в бандах, потому что именно у них есть деньги и всякие кричащие вещи ».

Лаверенс Околи в деле против Никодема Езевски в декабре. Фотография: Ричард Пелхэм / NMC Pool

Околи подчеркивает в книге, что, несмотря на его исключительную историю, он «неординарный человек». Его воспоминания о насмешках и издевательствах напоминают ему, что он обычный человек.«Несмотря на то, что я чемпион мира, у меня остались те же воспоминания, те же переживания, когда я рос. Я никогда не был спортивным ребенком. У меня никогда не было мотивации тренироваться или справляться с давлением. Я никогда не был таким удивительным человеком, которому суждено было сделать что-то особенное. Я просто изменил свое мышление и добился этого. Я верю, что если вы приложите все усилия и по-настоящему упорствуете, вы сможете добиться всего.

«Если у вас правильный менталитет, вы найдете способ пережить трудные моменты.Часто мы застреваем в негативном мышлении. Так что иногда вам нужно рискнуть и найти другой маршрут, просто понимая, что вы — ключ. Я искренне верю, что люди могут изменить мир. Я добрался до Олимпиады, а затем стал чемпионом мира. Другие люди могут сделать гораздо больше по великой схеме вещей. Они действительно могут изменить человеческую жизнь, будь то поиск лекарства от рака или облегчение полета на Луну. Но они не идут на такой риск, чтобы осуществить свои мечты.Так что я надеюсь, что моя книга побудит людей двигаться дальше и стать лучшими, какими они могут быть ».

История Околи кажется наиболее глубокой, когда он документирует культуру хулиганских банд и расизм, с которым он справился в Лондоне. Он рассказывает мучительную историю о том, как он думал, что умрет, когда после того, как он наконец набросился на мальчика, который насмехался над ним из-за его веса, более 20 детей пришли в его дом, чтобы устроить наказание избиением. Многие из них были членами банды, и 14-летняя Околи считала, что они могут зарезать его до смерти.

«Я окаменел. Но меня больше пугало то, что это происходит за пределами дома моей мамы. Поэтому, когда я услышал, что они идут за мной, я пошел им навстречу. Я ждал, и когда я увидел, что они повернули за угол, я понял, что мне нужно было идти домой. Их было 20 штук. Мне было очень страшно, я был со своим младшим братом и не хотел, чтобы с ним что-нибудь случилось. У мальчика [которого он ударил в школе] в руке была бутылка. Он собирался ударить меня, но не нажимал на курок. Я умолял его.

«Один из его друзей взял бутылку у него из рук и сказал мне:« Ты будешь стоять там, а мой друг будет бить тебя по лицу столько раз, сколько захочет. Вы должны это принять. Если вы не сделаете этого, мы поступим с вами должным образом ». Это было похоже на избиение в наказание. Но я больше боялся ножей, потому что местность, откуда они родом, была печально известна, особенно потому, что старшие ребята были в бандах.

«Меня несколько раз ударили, и я выдержал. Но мой младший брат был храбрее меня.Он прокричал мое имя, а затем внезапно я ударил парня. Это было не намеренно, это была просто реакция на моего брата. Мальчик упал, потому что это был хороший удар. Все вышли вперед, но некоторые в группе говорили: «Нет, нет [ранить или зарезать Околи]». И тут на машине приехал парень. У него была собака. Я подумал: «А может быть хуже?» Парень с собакой выскочил, а я извинился ».

Лоуренс Околи в крошечном тренажерном зале у подножия своего сада в Вудфорд-Грин, Лондон. Фотография: Том Дженкинс / The Guardian

Человек с собакой взял на себя управление.Он сказал Околи и мальчику, что они решат между собой честную борьбу. Околи хватило всего одного удара, чтобы забрызгать землю кровью из сломанного носа мальчика. «Затем мы пожали друг другу руки, — говорит Околи, — что довольно странно из-за того, чем они известны. Но я заслужил их уважение ».

Околие тогда вынуждено было сопротивляться приглашениям вступить в различные банды. «Старые торговцы наркотиками постараются изо всех сил. Не то чтобы мы были бедными, но если бы я хотел новейшие кроссовки, этого бы не случилось.Поэтому мне постоянно предлагали присоединиться к бандам. В основе этого лежал страх, потому что все, казалось, были в банде. Вы просто надеетесь, что они не нападут на вас. Я был соблазнен, поскольку вступить в банду было легко, но из уважения и страха перед мамой я этого не сделал ».

Его также преследовала полиция, и он вспоминает, как однажды его останавливала и обыскивала полиция трижды — просто потому, что он был темнокожим подростком. «Сейчас со мной этого не происходит, потому что я не был бы в том же районе и выглядел бы так же.Но определенно существует напряженность между полицией и молодыми людьми, которые гораздо лучше осведомлены о своих правах ».

Околие говорит о более скрытом расизме, с которым он сталкивается сейчас. В обычном универмаге за ним будут наблюдать и даже следить сотрудники службы безопасности. Когда он посмотрит на них, они вежливо ответят: «Чем мы можем вам помочь, сэр?» Но суть ясна. За ним следят, потому что он черный.

Пока в Миннеаполисе продолжается процесс над Джорджем Флойдом, Околи объясняет, как его убийство прошлым летом оказало на него такое тяжелое воздействие.«Я просмотрел все видео [это заняло почти девять минут, так как Флойд задохнулся до смерти коленом полицейского], и это было очень сложно. Самым страшным было то, что, хотя я чувствовал боль и сочувствие, я не чувствовал себя шокированным. Это был далеко не разовый инцидент. Единственный положительный момент — это то, что во всем мире все, черные и белые, сплачивают друг друга, говоря: «Теперь хватит».

Подпишитесь на The Recap, наше еженедельное электронное письмо с подборками редакторов.

После того, как Околи выиграл титул чемпиона мира в своем 16-м бою, когда он нокаутировал Кшиштофа Гловацки в шестом раунде командного выступления, он вернулся в муниципальную квартиру, где вырос.Реакция его экстатической мамы, которая знала всю боль, которую он пережил, чтобы достичь этого момента, стала незначительной интернет-сенсацией. «Это один из лучших моментов в моей жизни», — говорит он о том, как она кричит от восторга, когда он входит в дверь с поясом чемпиона мира. «Я видела, как много для нее это значило, поскольку она приехала из Африки и принесла много жертв, чтобы попасть в эту страну. Это тоже было похоже на ее титул чемпиона мира. Эти моменты действительно резонируют со мной ».

Околи надеется стать единым чемпионом мира в тяжелом весе, прежде чем он, в конце концов, перейдет в тяжелый вес, где он будет готов драться с кем угодно — кроме своего менеджера.Он шутит, что его мама слишком сильно любит Джошуа, чтобы позволить им драться, и вместо этого он смотрит в будущее, когда он заработает достаточно денег, чтобы купить пару франшиз McDonald’s.

Я удивлен, потому что, помимо того, что он полностью изменил свою жизнь после тех унылых дней в бургерной, Околи теперь убежденный веган. «У них скоро появятся несколько веганских блюд», — говорит он с улыбкой. «Я работал в McDonald’s, когда увидел, что Эй Джей выиграл олимпийскую медаль. Я поехал на Олимпиаду и теперь выиграл титул чемпиона мира.Кажется, что большая часть моей жизни прошла полный круг. Это завершит круг «.

«Не бойся изменить свою жизнь» Лоуренса Околи издается издательством «Эбери».

Лоуренс Околи нокаутировал Кшиштофа Гловацки и получил титул чемпиона мира по версии WBO в тяжелом весе

Околи теперь имеет идеальный профессиональный рекорд — 16 побед в 16 боях стать чемпионом мира по версии WBO в тяжелом весе.

В своем 16-м профессиональном бою Околие использовал свой рост и досягаемость, чтобы ни разу не подпустить польского Гловацки близко.

Он начал разряжать правую руку в четвертом и выглядел совершенно непринужденно против бывшего чемпиона мира.

Точечное правое завершение матча принесло 28-летнему Околи свой первый титул чемпиона мира.

«Я думаю, что могу плакать в своем гостиничном номере, но не на глазах у кого-либо. Это благословенное чувство. Это безумие», — сказала Околи BBC Radio 5 Live.

«Важно, что я стал одним из лучших круизеров Британии, и у меня есть возможность сделать это.Это была хорошая победа, но впереди еще много испытаний ».

« Так много людей, которых я могу вдохновить »

Околи поблагодарила тренера Шейна МакГигана (второй слева) за то, что он укрепил его веру в возможность выиграть титул чемпиона мира. долгий путь во всех смыслах. В подростковом возрасте он подвергался издевательствам, он использовал бокс, чтобы повысить самооценку и сбросить вес. После выступления на Олимпийских играх в 2016 году его первые годы в качестве профессионала были предметом резких слов и насмешек во время бегства. драки превратились в унылые, беспорядочные дела.

Но рабочая этика Околи в тренажерном зале и желание совершенствоваться произвели впечатление, и серия блестящих демонстраций подтолкнула его к бою за титул чемпиона мира, в котором он доминировал от начала до конца.

Гловацки — 34, а ранее Александр Усик и Майрис Бриедис лишь дважды обыгрывали его — просто не получил ответа. Те, кто поддерживает Околи, говорят о неловкости, которую его огромная фигура вызывает у противников, и полагают, что он продолжит доказывать угрозу в супертяжелом весе.

Здесь его размер позволял ему работать на расстоянии, а его сила проявлялась, когда к нему требовалось.

Умный хук в первом, четкие джебы в третьем и череда жестких правых хуков в четвертом не оставили окровавленного Гловацки сомнения в том, что его противник более чем способен справиться с пробелом в опыте.

И в шестом, когда Гловацки присел в поисках места на секунду слишком долго, правая рука в челюсти не позволила ему подсчитать и закрепила титул чемпиона мира, который, как считает Околие, позволит ему вдохновить детей в поместье. на котором он вырос.

«Проведение всех этих собеседований, понимание того, как много это значит — не только для меня, но и для многих людей, которых я могу вдохновить — это потрясающе — войти и действительно сделать это», — добавила Околи.

«Я начинаю верить в бокс. Раньше я просто верил в свою физическую силу, в то, что я могу сильно ударить кого-то и остановить его. Теперь мы переходим в бокс. двигаться быстро … Я просто счастлив, что есть прогресс «.

Кэмерон (Суперлегкий вес — WBC)

Мужчины	Женщины
Энтони Джошуа (супертяжелый вес — IBF, WBA, WBO)	Саванна Маршалл (средний вес — WBO)
Тайсон Фьюри (супертяжелый вес — W10BC)
Лоуренс Околи (Тяжелый вес — WBO)	Кэти Тейлор (Легкий вес — WBA, WBO, IBF, WBC)
Билли Джо Сондерс (Полусредний вес — WBO)	Терри Харпер (полулегкий вес — WBC)
Джош Тейлор (суперлегкий вес — WBA и IBF)

Кто-то может указать на 21 месяц отсутствия Гловацки на ринге, включая период, когда он страдал от Covid-19 — как свидетельство уязвимого бойца.

Но уравновешенность, которую продемонстрировал Околие, легкость, с которой он справился с ситуацией, и разрушительный удар сделали все возможное, чтобы боец ​​пошел на попятную.

Мировой титул казался далекой мечтой, когда он работал в McDonalds менее десяти лет назад и когда в 2018 году его начали критиковать за уродливые дисплеи.

Не в первый раз Околи вышел из времен испытаний и теперь может добавлять мир — статус чемпиона Великобритании, Содружества и Европы, которые он уже получил.

«Объединяйся и бей в супертяжелом весе» — что они сказали …

Околи сказал, что промоутер Эдди Хирн пообещал ему золотые часы, если он станет чемпионом мира

BBC Radio 5 Live Boxing аналитик Стив Банс: «Есть один или два человека. в британском боксе, которые склонны считать Околи дерзким, слишком ярким.

«В нем есть что-то от Насима Хамеда. Это уверенность, а не высокомерие. Он действительно порядочный человек. Это чистая уверенность.

«Мы видели это в этой битве — он ни разу не отвел глаз от того, что должен был сделать.Каждое мгновение он думал, учился. Он мог бы попытаться заставить его, но он этого не сделал. Это то, что мне в нем нравится ».

Промоутер Эдди Хирн: « Это было одно из величайших выступлений, позволивших выиграть титул чемпиона мира. Кшиштоф Гловацки входит в пятерку лучших круизеров в мире.

«Он новичок, и он выступил сегодня вечером с 15 боями, и вы просто задаетесь вопросом, достаточно ли он хорош? Боже мой, это было так же хорошо, чтобы победить любой тяжелый вес. Это то, что мы хотим сделать, объединить дивизии, а затем перейти в тяжелый вес.»

Британский супертяжеловес Джо Джойс в эфире Radio 5 Live: » Околи все время улучшается, это будет только набирать силу. Большой радиус действия, разрушительная сила. Я с нетерпением жду нескольких больших поединков за него ».

« Как бы неловко они ни были »- социальная реакция

Бывший чемпион мира Лиам СмитБританский суперсредний вес Крис Юбэнк-младший Бывший чемпион Европы Спенсер Оливер

Околи. напряженный месяц для будущего автора

18 марта 2021 г.

• Ник Паркинсон

  Закрыть
  • Отчеты о боксе для ESPN.co.uk, а также несколько национальных газет.
  • Репортаж о британском боксе более 15 лет
  • Появляется на шоу BoxNation’s Boxing Matters

Первый бой за титул чемпиона мира Лоуренса Околи в субботу является частью напряженного месяца для боксер в тяжелом весе, книга которого следует за выпуском музыкального сингла.

Дебютный рэп-сингл английского полутяжелого веса «TKO» был выпущен ранее в марте и будет звучать, когда он выйдет на ринг, чтобы встретиться с Кшиштофом Гловацки за вакантный титул чемпиона мира по версии WBO в тяжелом весе на SSE Arena в Лондоне.

1 Связанный

Околи (15-0, 12 нокаутов), известный как «Соус», раньше не боролся за титул чемпиона мира, но 28-летний игрок уже надеется это быстро приводит к объединительным титульным боям перед переходом в супертяжелый вес.

«Я надеюсь, что однажды, после трех или четырех титульных поединков в тяжелом весе, я смогу подняться выше», — сказал Околи ESPN.

«Когда придет время переходить в тяжелый вес, я сделаю это хорошо. Я поправлюсь немного, но не слишком сильно.Я определенно хочу объединить титулы в тяжелом весе, но это зависит от того, как будут развиваться дела с разными бойцами, и я не смотрю дальше этого ».

Гловацки (31-2, 19 нокаутов), 34 года, будет самым опытным противником Околи. Дата, и лондонец признает, что изменил свои приготовления после быстрого сноса Никодема Джезевски в декабре. Околие остановил Джезевски после того, как Гловакли отказался от даты декабрьского боя из-за положительного результата теста на COVID-19.

«Его опыт поможет Гловацки более уверен, но это все, что нужно, это делает его готовым », — сказал Околие.

«Но я один из тех бойцов, которые хороши ровно настолько, насколько я сражаюсь. Он хороший боец, очень силен и хорош в контратаке. После того, как он увидел, что я сделал с его соотечественником, я подготовился к более активный боец, может быть, на заднем плане, и более подготовленный Гловацки ».

Околи управляется Энтони Джошуа, чемпионом мира по версии IBF-WBA-WBO в супертяжелом весе, и хочет стать первым клиентом чемпиона мира для фирмы Joshua’s 258 Management. Одним из потенциальных объединительных поединков станет чемпион Латвии по версии IBF Майрис Бриедис, который остановил Гловацки в трех раундах в июне 2019 года.С тех пор Гловацки не боксировал.

«Конечная цель Лоуренса — перейти в тяжелый вес, но у него есть незаконченные дела в тяжелом», — сказал промоутер Matchroom Эдди Хирн.

«Я вижу его в первом тяжелом весе еще год. Я просто вижу, как он побеждает всех в дивизионе. Скорость, с которой мы будем его продвигать, будет зависеть от того, как пройдет суббота».

Во время изоляции Околи также был занят написанием книги «Не бойся изменить свою жизнь», которая выходит 8 апреля и рассказывает о том, как он был вдохновлен этим видом спорта после того, как увидел, что Джошуа выиграл олимпийское золото. медаль в Лондоне 2012, когда он работал в McDonalds.Но Околи надеется, что лучшие главы его боксерской карьеры все еще не написаны после того, как он набрал обороты в последние два года и с тех пор, как присоединился к тренеру Шейну МакГигану.

«Шейн привнес немного больше уверенности и заставил меня немного больше настраиваться и больше пробивать цель», — сказал он.

«Мое мышление сыграло огромную роль в этом [забеге на нокаут]. Я выиграл пять раз подряд нокаутом. Я старею, и сейчас на кону гораздо больше. видение себя и своего уровня.Если я не выступаю, я знаю это. Сейчас я работаю немного лучше, чем раньше ».

Лоуренс Околи нокаутирует Кшиштофа Гловацки и завоевывает вакантный титул WBO в тяжелом весе

20 марта 2021 г.

• Ник Паркинсон

  Закрыть
  • Отчеты о боксе для ESPN.co.uk, а также нескольких национальных газет бокс более 15 лет
  • Появляется на шоу BoxNation’s Boxing Matters

Лоуренс Околи громко заявил о себе на большой сцене, когда нокаутировал Кшиштофа Гловацки в шестом раунде и завоевал вакантный титул чемпиона мира по версии WBO в тяжелом весе в субботу на SSE Арена в Лондоне.

Нокаут Околи нанесен на 46 секунде раунда. Он стал первым боксером из управляющей компании обладателя титула в супертяжелом весе Энтони Джошуа, который выиграл титул чемпиона мира.

Околи занялся боксом, когда его вдохновила победа Джошуа за золотую медаль на Олимпийских играх 2012 года в Лондоне. В то время он работал в McDonald’s в Лондоне.

Теперь у него свой первый титул чемпиона мира на 16-м профессиональном конкурсе.

«Это сюрреалистично», — сказала Околи. «Я был очень спокоен всю неделю.Все прошло так, как я хотел. Я был уверен, что доберусь до него. [Тренер] Шейн [МакГиган] напомнил мне не торопиться ».

Гловацки, 34 года, бывший чемпион мира по версии WBO из Польши, был самым опытным соперником, с которым сталкивался Околи, и субботнее выступление показало, что он принадлежит к элите. потерпели два предыдущих поражения: Александру Усику, который объединил все четыре титула чемпиона мира в тяжелом весе и боксирует в супертяжелом весе, и Майрису Бриедису, действующему обладателю титула IBF.

«Мы хотим сразу же завоевать все титулы и объединиться, а затем подняться вверх. в тяжелом весе, — сказал промоутер Matchroom Эдди Хирн.

Околи, известный как «Соус», сказал, что хочет объединить титулы чемпиона мира в тяжелом весе с такими игроками, как Бриедис или обладатель титула WBC Илунга Макабу, прежде чем затем перейти в супертяжелый вес, как это сделал Усик.

«Я ищу Бриедиса», — сказала Околие.

28-летний Околи вышел на ринг под звук своего собственного рэп-сингла, выпущенного ранее в этом месяце, и был полон уверенности после того, как одержал пять побед подряд.

В то время как Околие извлек выгоду из доминирующей победы над соотечественником Гловацки Никодемом Ежевски в декабре, Гловацки не боксировал с тех пор, как Брейдис остановил его в трех раундах 21 месяц назад.Увольнение Гловацки было продлено после того, как в декабре у него был положительный результат на коронавирус, в результате чего его бой с Околе был отложен на три месяца.

Но ржавчина не имела ничего общего с исходом субботнего боя, который был решен аккуратным боксом Околи и силой одного удара.

Гловацки, который один раз защищал титул WBO в 2016 году, прежде чем проиграть его Усику, в первых раундах оказался оттесненным джебом Околи ростом 6 футов 5 дюймов. Гловацки, на пять дюймов ниже, чем Околи, изо всех сил пытался приблизиться к английскому боксеру, который был доволен терпеливым боксом за джебом, а не с ранними мощными ударами.

Но в четвёртом раунде Околие ещё больше использовал свои удары и двумя подряд правыми руками попал в челюсть Гловацки. Гловацки закончил раунд потрясенным и порезанным правым глазом.

Кровь потекла по лицу Гловацки после того, как Околие нанес длинный удар в рану в пятом раунде, когда лондонец усилил свою хватку в борьбе.

Гловацки выглядел немного растерянным, когда Околие подставил его джебу, прежде чем ударить поляка правой рукой с хрустом.Гловацки рухнул на холст, вскочил на счет до девяти, но шатался, и рефери Маркус МакДоннелл остановил бой.

Лоуренс Околи против Кшиштофа Гловацки: информация о боях, обходы, андеркарте и как смотреть на DAZN

Вот все, что вам нужно знать о предстоящей ночи боя, которая транслируется в прямом эфире на DAZN в некоторых частях мира.

Лоуренс Околи vs. Кшиштоф Гловацки — главные события — предстоящая боксерская карта, которая транслируется в прямом эфире на DAZN в некоторых частях мира.

Всю информацию, которая вам понадобится перед боем, в том числе полную карту, примерные обходы основных событий и многое другое, можно найти ниже.

Околи против Гловацки: предыстория

Гловацки потерпел лишь второе профессиональное поражение (второе — от рук бывшего бесспорного чемпиона в первом тяжелом весе Александра Усика), когда Майрис Бриедис выиграл спорным техническим нокаутом от официального представителя World Boxing Super. Серия, в процессе которой польский боец ​​потерял титул WBO.Руководящий орган позже освободил титул, когда Бриедис продолжил в конечном итоге требовать трофей Мухаммеда Али, вместо того, чтобы предоставить Гловацки немедленный матч-реванш.

Непобежденный бывший британский олимпиец Околи был назван человеком, который сразится с Гловацки за пояс еще в 2019 году. Однако, между пандемией COVID-19 и собственным положительным тестом Гловацки, титульный бой занял много времени, чтобы увенчаться успехом. Когда 12 декабря Гловацки смог провести бой, Околие вместо этого ударил еще один польский крейсер в Никодем Джежевски после победы Энтони Джошуа над Кубратом Пулевым.

Время боя Околи против Гловацки

Карточка состоится в субботу, 20 марта. Он начнется в 19:00 по Гринвичу, а переходы к главному событию ожидаются примерно в 22:00 по Гринвичу. Однако, как всегда в боксе, точное начало главного события будет зависеть от того, как долго длится андеркарте.

Могу ли я посмотреть Околи против Гловацки на DAZN?

Карта доступна через DAZN в большинстве стран мира, и только в Великобритании, Ирландии, Китае, Австралии и Новой Зеландии она транслируется в других странах.Если ваша страна исключена, обратитесь к местным поставщикам телеканалов.

Где я могу транслировать DAZN?

Вот список устройств, на которых доступен DAZN, включая веб-браузеры на DAZN.com:

Примечание. В Аргентине, Чили и Колумбии новые пользователи могут регистрироваться только через устройства, а не через Интернет.

9029 Playstation 5

Мобильные устройства	Устройства для ТВ и потоковой передачи	Игровые консоли
iPhone, iPad	Amazon Fire TV	Playstation 4, Pro
Телефоны и планшеты Android	Amazon Fire TV Stick
Планшет Amazon Fire	Android TV	XBox One X
..	Apple TV	XBox One X | S
..	Google Chromecast	XBox One, One S
..	LG Smart TV, Smartcast	XBox Series X
..	Panasonic Smart TV	..
..	Samsung Smart TV	..
..	Sony Smart TV	..

Лоуренс Околи рекорд и биография

• Гражданство : британец
• Дата рождения : 16 декабря 1992 года
• Рост : 6-5
• Досягаемость : 64 дюйма

: 15

Рекорд : 15-0 с 12 нокаутами

Кшиштоф Гловацки Рекорд и биография

• Национальность: поляк
• Родился: 31 июля 1986
• Рост : Reach : 75 дюймов
• Всего боев : 33
• Рекорд : 31-2 с 19 нокаутами

Okolie vs.Карточка боя Гловацки

• Лоуренс Околи v Кшиштоф Гловацки — за вакантный титул WBO в тяжелом весе
• Крис Биллам Смит против Дейона Джума — за титулы Содружества и Британии в тяжелом весе
• Энтони Фаулер против Хорхе Фортеа — за титул WBA
в международном супер-полусреднем весе WBA Кордина против Фаруха Курбанова — за титул чемпиона WBA Continental в супер-полулегком весе
• Брэдли Ри против Ли Катлера — средний вес
• Рамла Али против Бека Коннолли — полулегкий вес
• Элли Скотни против Майлис Ганглофф — полулегкий вес

Какой канал против Лоуренса?Кшиштоф Гловацки? Информация о прямом эфире, время начала, как смотреть на DAZN

Вакантный титул WBO в тяжелом весе открыт.

Единственное, чего не хватает в резюме Лоуренса Околи, так это титул чемпиона мира на поясе. В субботу у британца будет возможность исправить это, когда он встретится с Кшиштофом Гловацки за вакантный титул WBO в тяжелом весе на SSE Arena в Лондоне, в прямом эфире DAZN в более чем 200 странах мира.

28-летний футболист дебютирует в 2021 году. В свой последний тайм-аут Околи победил Никодема Джежевски техническим нокаутом во втором раунде в декабре на матче Anthony Joshua vs.Андеркарта Кубрата Пулева.

Гловацки, чемпион WBO в тяжелом весе, надеется вернуть себе чемпионство после 19-месячного перерыва, когда он во второй раз проиграл титул Майрису Бриедису техническим нокаутом в третьем раунде в июне 2019 года в полуфинале World Boxing Super Series в тяжелом весе.

Вот информация о том, как смотреть Лоуренс Околи против Кшиштофа Гловацки.

Лоуренс Околи — Кшиштоф Гловацки дата боя, время начала

• Дата : суббота, 20 марта
• Время : 3 п.м. ET
• Главное событие Околи — Гловацки (приблизительно): 18:30 ET

Карточка боя Лоуренса Околи и Кшиштофа Гловацки состоится в субботу, 20 марта, и начнется в 15:00. ET. Ожидается, что Околи против Гловацки выйдут на ринг около 18:30. ET, в зависимости от исхода боя в андеркарте.

Могу ли я смотреть Okolie vs. Glowacki на DAZN?

Карточка 20 марта будет транслироваться в прямом эфире на DAZN в более чем 200 странах по всему миру.Вы можете подписаться на подписку здесь всего за 1,99 фунта стерлингов в месяц, в зависимости от вашего местоположения. Если вы находитесь в Аргентине, Чили и Колумбии, вы должны загрузить его из Apple App Store или Android Google Play store.

Какие устройства поддерживаются DAZN?

DAZN доступен в веб-браузерах на сайте DAZN.com (кроме Аргентины, Чили и Колумбии), а также имеет приложения, доступные для всех следующих телевизионных и потоковых устройств:

мобильных устройств	ТВ и потоковых устройств	Игровые приставки
iPhone, iPad	Amazon Fire TV	Playstation 4, Pro
Телефоны, столы Android	Amazon Fire TV Stick	Playstation 5
Планшет Amazon Fire	Android TV	XBox One, One S
..	Apple TV	XBox One X
..	Google Chromecast	Xbox Series X | S
..	LG Smart TV, Smartcast	..
..	Panasonic Smart TV	..
..	Samsung Smart TV	..
..	Sony Smart TV	..

Где Okolie vs.Гловацкий бой?

Мероприятие будет проходить в The SSE Arena, Лондон, Англия. Место проведения будет полностью соответствовать последним рекомендациям по пандемии COVID-19. Это будет второй раз подряд, когда Околие соревнуется на арене, в то время как Гловацки дебютирует на арене.

Рекорд и биография Лоуренса Околи

• Национальность : британец
• Дата рождения : 16 декабря 1992 г.
• Рост : 6-5
• Досягаемость : 64 дюйма

• : Всего боев

• Рекорд : 15-0 с 12 нокаутами

Рекорд и биография Кшиштофа Гловацки

• Гражданство: поляк
• Родился: 31 июля 1986 г. Достижение : 75 дюймов
• Всего боев : 33
• Рекорд : 31-2 с 19 нокаутами

Лоуренс Околи vs.Карточка боя Кшиштофа Гловацки

• Лоуренс Околи против Кшиштофа Гловацки за вакантный титул WBO в тяжелом весе
• Крис Биллам Смит против Дейона Джума за титулы Содружества и Британии в тяжелом весе
• Энтони Фаулер против Хорхе Фортеа; Младший средний вес
• Джо Кордина против Фаруха Курбанова; Полулегкий вес
• Брэдли Ри против Ли Катлера; Средний вес
• Рамла Али против Бека Коннолли — полулегкий вес
• Элли Скотни против Майлис Ганглофф — полулегкий вес

Лоуренс Околи нокаутировал Кшиштофа Гловацки в шестом раунде и стал чемпионом WBO в тяжелом весе | Новости бокса

Лоуренс Околи раздавил Кшиштофа Гловацки огромной правой рукой, чтобы начать его правление в качестве нового чемпиона WBO в тяжелом весе.

Околи нанес сокрушительный завершающий удар и сильно ударил Гловацки в шестом раунде, и рефери Маркус МакДоннелл отмахнулся от боя, чтобы подтвердить коронацию нового британского обладателя титула чемпиона мира на арене SSE в Уэмбли.

6:51 Околи признала, что стать новым чемпионом WBO было сюрреалистично

Непобежденный 28-летний спортсмен подражал Тони Беллью, Дэвиду Хэю и Джонни Нельсону, которые ранее были обладателями мировых титулов в весовой категории 200 фунтов, а промоутер Эдди Хирн объявил о своем желании провести объединительные бои.

Покупатели Sky: Покупайте Поветкин против Уайта 2
Покупатели не из Sky: Покупайте Поветкин против Уайта 2

Околи, нанося дальнобойный удар, правой рукой толкнул Гловацки на пятки. первый раунд.

Изображение: Околие беспокоило Гловацки с дальней дистанции в первых раундах

Поляка отбивали более длинные конечности Околие, который наносил удары ножом и колющие удары по корпусу во втором раунде.

Околие продолжал нацеливаться на ребра Гловацки в третьем, затем усилил свою атаку в четвертом, когда правая рука качнула его 34-летнего соперника.

Изображение: Непобежденный 28-летний футболист спокойно устроил взрывной финиш

Трясущиеся уколы наказывали Гловацки всякий раз, когда он уходил на дистанцию ​​в пятом раунде, прежде чем Околие внезапно завершил бой в следующем раунде.

Разрушительный удар правой рукой повалил Гловацки на спину, и он неуверенно поднялся на ноги, что побудило рефери Макдоннелла сигнализировать о триумфе Околи.

.